Волшебная самоволка. Книга 2. Барабан на шею! - Сергей Панарин Страница 32

– Хочу напомнить, – тихо произнес он, – что уровень моих магических талантов вы могли оценить у Циклопоуборной. Там, если вы забыли, я в одиночку обставил ваш хваленый орден.

– В одиночку?! – Хельга театрально расхохоталась. – Да кто вы без своего знамени, юноша? Пауль сегодня ночью рассказал мне о ваших проблемах. Теперь замолчите и думайте, как нам быть.

Графиня с достоинством отвернулась к козленку.

«И тут я проиграл! Непруха капитальная. Вот и ври после этого», – констатировал солдат.

Начал накрапывать дождь. Он всегда подгадывает к самому ужасному моменту.

Страхолюдлих велела Коле сойти с ковра. Прошептала заклинание. Ковер поднялся выше человеческого роста, позволяя укрыться от назойливых капель.

Лавочкин подумал о доме. «Типичный рязанский дождь… Серое небо, обложная морось, промозглая осень… Как же хочется назад! – Слегка пожалев себя, парень взбодрился. – Встряхнись, Колян! Хочешь домой – ищи путь!»

Сеанс самовнушения удался. Мысли заработали в конструктивном направлении.

Закончив краткий мозговой штурм, солдат посмотрел на спутников.

Козленок щипал полусухую травку. Хельга сидела на небольшом камне, печально склонив голову и роняя слезы в лужу.

– Вылитая сестрица Аленушка, – хмыкнул Коля. – Я знаю, как мы поступим.

Графиня очнулась от грустного забытья. Палваныч перестал жевать.

Рядовой продолжил:

– Я уверен, что Шлюпфриг захочет продать знамя. Оно же ему пользы не принесет, верно? Я понял, он хотел использовать силу знамени для охмурения девчонок. У него так блестели глаза, когда я рассказывал о сочинении серенад! Шлюпфриг, конечно, хитрец, но хитрец неумный. Он не добился никакого волшебства, ведь знамя с вами не работает.

– С кем? – прервала Колины рассуждения Хельга.

– Ну, с вами, с Шлюпфригом, со Всезнайгелем… В ваших руках оно бесполезно. Надо быть выходцем из нашего мира. – Лавочкин дождался кивка. – Так вот, если вещь не работает, ее можно лишь продать. Сбежав из Дробенланда, воришка наверняка поверил в свою безопасность. Теперь сбывает краденое с рук. Шлюпфриг знает, кто мы такие. А тут, – солдат достал из мешка книгу о себе, – есть не очень точный, но довольно детальный рисунок знамени Николаса Могучего. Стоит полковой святыне попасть на рынок, и все тут же заговорят о самом популярном флаге года! И тогда… Только бы к нему пробраться. За эти дни мощи в знамени должно было накопиться о-го-го!

– И что вы предлагаете?

– Идем в Пикельбург, я ищу воришку и слушаю новости о штандарте Николаса. Разведав обстановку, принимаем решение, как вызволить знамя. Потом занимаемся проблемой товарища прапорщика. Кстати, одежду с него лучше снять.

Графиня аккуратно раздела и разула беднягу.

Смеркалось. Коля, Хельга и козлик Палваныч под защитой ковра дошагали до небольшой бедной деревеньки. Заночевали в первой же избе. Хозяева попались радушные: дали просушить обувь, покормили, уложили спать.

Ковер остался в сенях и, разумеется, не просох.

Холодное утро встретило путешественников вязким туманом. Они сели на сырой ковер (упиравшегося козлика затаскивали силой) и полетели к столице Дриттенкенихрайха.

Часа через три стучащие зубами летчики прибыли к южной окраине славного Пикельбурга. Спешившись, спрятали ковер в канаве. Хельга сказала, что местные жители настороженно относятся к магам, предпочитая делать их мертвыми.

Солдат, графиня и козлик побрели по улочкам в поисках гостиницы.

Столица трех королей была самым развитым городом, какой довелось посетить Лавочкину в этом мирке. Он сразу заметил большие мануфактуры с дымящими трубами, скопления жилых двухэтажек, строго огороженные, охраняемые дюжими молодцами рынки.

Торчавший на вершине холма дворец официального короля выглядел роскошно и воздушно, словно торт «Полет». Его величество Герхард фон Аустринкен-Андер-Брудершафт недавно сделал ремонт. Стоит ли упоминать, что деньги и рабочих нашел Рамштайнт, король истинный?

Сам Рамштайнт ютился в скромном мраморном особняке, окруженном древним парком. Ставить ограду не было нужды – лидера преступного мира охраняла репутация.

Удивляло насыщенное уличное движение. Грузовые повозки, дорогие кареты, пассажирские коляски, всадники-одиночки и целые группы двигались сплошными потоками. Кучеры орали на пешеходов, пешеходы костерили кучеров. На больших перекрестках стояли угрюмые детины и руководили движением. Непонятливых останавливали, били и отбирали деньги.

– Народная дружина, – пояснила Хельга. – Подчиняется непосредственно Рамштайнту.

Грохот колес, стук копыт и крики пугали козленка, он жался к ноге Страхолюдлих. Она сделала из широкой ленты поводок, привязала Палваныча. Тот почувствовал себя увереннее. Иногда графиня склонялась к уху Дубовых и шептала что-то успокаивающее, поглаживая по голове.

«Любовь зла, полюбишь и козла», – подумал Коля. Он сунулся в несколько гостиниц, но с животным, то есть с прапорщиком, не пускали. Стойло для скотины было лишь на самом невзрачном постоялом дворе. Здесь принимали крестьян, торговавших питомцами на рынках.

Лавочкин щедро заплатил хозяину и мальчику-служке, присматривающему за животными. Оставив Хельгу с вещами в снятой комнате, солдат отправился на разведку.

Он справедливо рассудил, что максимум информации можно получить в трактире. Подходящее заведеньице Коля заприметил еще на пути к постоялому двору. Забегаловка «Окорок любимой женщины» располагалась в широком полуподвальном помещении. Полумрак прятал грязные стены и создавал приватную обстановку. Дело шло к полудню, но за столами уже вовсю пьянствовали мужики. Там квасили и зловещие типы, и щуплые доходяги-забулдыги. В трактире царил шум: отдельные разговоры сливались в единый обволакивающий уши гул. Накурено было, как на конгрессе любителей дешевого табака.

Решительно раздвигая дым сморщенным лицом, солдат подплыл к стойке. Купил кружку эля и соленые крендельки, подсел к щуплому бородачу, заняв место напротив.

– Хорошее заведеньице, – начал разговор Лавочкин.

– Отвали, – ответил незнакомец.

Беседа рисковала умереть, не родившись.

Коля заметил, что язык мужичка слегка заплетался. Кружка неприветливого забулдыги была пуста. Пришлось пойти на подкуп:

– Хотите, я вас угощу элем?

– Не откажусь.

Парень сгонял за дополнительной порцией. Доходяга сделал исполинский глоток и просветлел небритым ликом. Лед был взломан.

В течение следующих пятнадцати минут Лавочкин узнал, что перед ним Гюнтер – бывший башмачник, но не в смысле обувщик, а в смысле «обуватель» – член народной дружины, ответственный за получение разовых денежных взносов от населения. Почему бывший? Потому что утром выгнали. Почему выгнали? Потому что узнали, мол, нечист на руку, оставлял часть выручки в собственном кармане. Почему не убили? Потому что не были уверены, точно он крысячит или все же это навет. Вот и выперли. Рамштайнт, несомненно, голова, а начальники дружины – сволочи и ворье. Человеку талантов Гюнтера самая дорога в лес, на вольные хлеба. Только как быть с семьей? Видимо, нужно принять позор на свои седины и пойти честно работать. Произнеся словосочетание «честно работать» Гюнтер скривился, будто у него одновременно заболели все тридцать два зуба.