Снимать штаны и бегать - Александр Ивченко Страница 27

БЛАГОДАРСТВЕННОЕ ПИСЬМО

Многоуважаемый, Дорогой ВЕНИАМИН СЕРГЕЕВИЧ! Весь коллектив нашего детского сада, дети и их родители выражают глубокую искреннюю признательность ВЕНИАМИНУ СЕРГЕЕВИЧУ БРЫКОВУ за ВАШУ отзывчивость, и бескорыстную помощь нашему детскому саду! Сразу же, после нашего обращения с просьбой к ВАМ, в течение недели был сделан новый забор (10 м), отремонтирован старый забор по всему периметру, сделана новая калитка.

Мы, Все, преклоняемся перед ВАМИ, т. к. ВЫ, единственный из всех людей, кто постоянно бескорыстно помогает нашим детям и нашему детскому саду!

Низкий вам поклон, громадное спасибо от всех нас, детей и взрослых!

Вениамин Сергеевич Брыков несколько раз перечитал это послание, не обращая внимания на особые отношения, которые сложились у автора со знаками препинания, клавишей «Caps Lock» и полужирным подчеркнутым курсивом. Особо тронула его фраза «мы все преклоняемся перед вами». Мужественно сдержав слезу умиления, Вениамин Брыков дал своему секретарю распоряжение – поместить благодарственное письмо в рамку и вывесить в Галерее.

Шестидесятитрехлетний миллионер Вениамин Брыков пришел к выводу, что «хороший понт любых денег стоит» еще в те годы, когда он был известен в криминальных кругах как Веня Брык (для близких друзей – Веник). То есть, задолго до того, как стал респектабельным бизнесменом. Дело даже не в том, что ему нравилась модная одежда, дорогие часы и мощные автомобили. С этим в Славине у многих людей не было проблем. Вениамину Сергеевичу хотелось славы. Простой человеческой славы, преклонения и почета. К чести миллионера Брыкова нужно сказать, что политику он посчитал делом тупиковым, грязным и суетливым. Он рассудил, что стяжать лавры на этом поприще с его деньгами можно довольно быстро, однако лавры эти будут недолговечными, а народная любовь – неискренней.

Тонкая натура Вениамина Брыкова, требовала славы прочной и долгоиграющей. Свой путь к вечности он стал выстилать денежными пожертвованиями. Сначала его звали просто «спонсором». Но это заграничное словечко каждый раз неприятно отдавало в голове Вениамина Брыкова – будто кто-то со звоном щелкал по лбу. Гораздо больше по душе приходилось слово «меценат».

Вениамин Сергеевич трепетно коллекционировал благодарственные письма от отдельных лиц и целых учреждений, заботливо размещал их в рамочки и вывешивал на стенах своего кабинета. Со временем из них собралась целая «Галерея».

Быть может, известный меценат Павел Михайлович Третьяков имел бы, что сказать своему коллеге по поводу оформления галерей. Но, во-первых, меценат Третьяков скончался давным-давно, а во-вторых, его коллега Брыков ни в каких советах не нуждался. Может быть, его, брыковская, «Галерея» и не была коллекцией шедевров мирового искусства, но зато она служила веским аргументом для налоговых инспекторов и зловредных журналистов. И тем и другим периодически казалось, что Брыков зарабатывает слишком много денег не слишком честным путем. «Галерея» добрых дел их обезоруживала. Она говорила о том, что если господин Брыков и получает какие-то барыши, то не для себя, а исключительно для вдов, детей и стариков. Ревизоры уходили из приемной Брыкова, искренне желая ему процветания, а журналисты писали хвалебные статьи про мецената.

Правда, писали только на первых порах, когда благородный порыв миллионера был в новинку и казался чудачеством. Потом, убедившись, что Брыков намерен меценатствовать всерьез, газетчики поскучнели. В лучшем случае они игнорировали все благодеяния Брыкова, а в худшем – выворачивали наизнанку «нижнее белье», вспоминая криминальное прошлое Вени Брыка. Тогда Брыкову пришлось оказывать меценатскую помощь и газетам. Если откинуть налет фальшивых улыбок, рукопожатий и разговоров о высоком, Брыков был вынужден сам заказывать и оплачивать статьи о своих благодеяниях.