Книга на третье - Петр Бормор Страница 12

Красавица потянулась и открыла глаза.

— Опять? — спросила она, едва увидев угрюмое лицо Кукольника. Ответа не последовало.

— Налить тебе кофе? Я мигом вскипячу.

— Не надо. Буду беречь сердце. Лучше постели мне — я что-то устал.

— У тебя нездоровый вид, может, примешь валидол?

— Оставь, я прекрасно себя чувствую. Просто это старость.

— Тебе всего пятьдесят лет, — напомнила Красавица.

— А тебе всегда чуть больше двадцати, — улыбнулся Кукольник, — когда-то мы выглядели ровесниками.

— И все принимали нас за брата и сестру, — подхватила Красавица и засмеялась. — Ты еще жутко ревновал меня ко всяким стилягам.

— Теперь тебя уже принимают за мою дочь.

— А разве это не так? — мягко спросила Красавица.

— Да, а что потом? Я не хочу, чтобы ты стала моей внучкой… или правнучкой!

— А я хочу. Я хочу, чтобы ты жил долго-долго.

— Хватит об этом. Постели мне.

Красавица молча расстелила на кушетке простыню, взбила подушки и перину. Подошла к сидящему Кукольнику и обняла его сзади за шею.

— Не огорчайся так. Ну, хочешь, мы пойдем вместе к этим театралам? Они ведь не откажут тебе, если рядом буду я? Я даже могу играть в твоем театре. А что, думаешь, у меня не получится? — еще как получится! И ты снова будешь богатым, веселым и беззаботным… Давай прямо завтра и пойдем!

— Угу, — кивнул Кукольник, — придем в эту контору, и все лысые чиновники начнут шептаться у нас за спиной и говорить: «Смотрите, какая красивая дочь у этого старого черта!» А зрители в зале будут раздевать тебя взглядом и облизываться.

— Ты опять ревнуешь?

— Да, представь себе! Я не могу вести тебя под эти перекрестные взгляды. Слишком я тебя для этого люблю. Ты мое самое дорогое дитя.

— Твоя дочь… — улыбнулась Красавица.

— Моя дочь… — улыбнулся Кукольник.

Они легли спать. Красавица устроилась в своем кресле, по-детски поджав ноги, Кукольник растянулся на кушетке. Нити, тонкие и почти незаметные, тянулись от его пальцев к Красавице. Он вздрагивал во сне, и в ответ вздрагивала Красавица. Раза два она вставала, подходила к Кукольнику и вслушивалась в его неровное дыхание; затем поправляла ласковыми руками одеяло и осторожно, на цыпочках, шла обратно к своему креслу, боясь разбудить спящего. Кукольник спал, счастливо улыбаясь, видя, должно быть, очень красивый и радостный сон, и Красавице казалось кощунством отнять у него хоть частицу этого сна.

Нити от нее тянулись к рукам Кукольника…

* * *

У одного мужика было две дочки — от первой жены и от второй. А жена только одна — вторая. Мачеха, ясное дело, свою родную дочку любила, а неродную — нет. А отцу, в общем-то, было пофиг.

Мачеха падчерицу допекала всячески: то коромыслом огреет, то новых сапог не купит, то повидлом обделит. Посуду мыть заставляла, пыль везде вытирать — причем не только там, где видно, но даже со шкафов! Зато родную дочь обожала и кормила халвой.

Ну вот, однажды зимой позвала мачеха падчерицу, велела одеваться, брать большой мешок и идти в лес за яблоками. Та стала было отнекиваться — какие, мол, яблоки об это время года, опомнитесь, маменька! А та и слушать не стала, выпроводила за дверь пинком и велела без яблок не возвращаться.

Пошла девочка в лес. Прямо по сугробам (зима снежная была). Идет-идет, долго идет, заблудилась уже, а все равно идет. Вдруг из-под ёлки как выскочит старичок-с-ноготок да как закричит на нее:

— А попалась наконец! Давно я тебя тут жду, скверная девчонка! Ну все, твоя песенка спета, сейчас я тебя в ворону превращу!

— За что, дедушка?

— Какой я тебе дедушка, что за фамильярность? Экая невоспитанная девчонка! А превращу я тебя за то, что ты жадная, капризная, злобная вредина и постоянно дразнишь свою несчастную сестру-сиротку.

— Но я ведь…

— А ты меня не перебивай! Вот ведь невежа! Всё должно быть по справедливости, по делам тебе будет и расплата, так что стой, Дуня, смирно, я начинаю превращение.

— Я не Дуня, я Маша!

— А, так ты еще и лгунья?! Стыдно обманывать старших, Дуня. За это я тебя, пожалуй, даже не в ворону превращу, а вообще в лягушку.

Сказал — и превратил. А потом за лапку забросил в самое глухое болото.

Долго ли, коротко ли, надоело мачехе ждать Машу, и послала она в лес свою родную дочку — тоже с мешком, и тоже за яблоками. Ну самодурша она была, если уж втемяшилось ей в голову — ни перед чем не остановится.

Пошла в лес Дуня, и тоже встретила старичка-с-ноготок.

— Здравствуй, Машенька! — говорит старичок. — Хочешь, я тебя сделаю писаной красавицей и подарю сундук с золотом и соболью шубу?

— Хочу! — говорит Дуня. Она была дура-дура, но хитрая.

И сделал ее старичок писаной красавицей, подарил сундук с золотом и шубу на плечи накинул.

А когда весной приехал в деревню прекрасный принц, он, конечно, фазу пошел свататься к Дуне — потому что не был извращенцем и предпочитал богатых красавиц каким-то лягушкам.

Раз на раз не приходится, иногда и родным дочкам везет.

* * *

— Учитель! Я вчера спрашивал, как мне быстро разбогатеть, а Вы сказали: «Купи лотерейный билет». Я купил, заполнил, но он не выиграл!

— Значит, ты его заполнил неправильно.

* * *

Уня-уня-уняня! [2]

Жи-ши Бабай-ага, бяк мухтар. Лян пахта бухты батрак.

Бабай-ага дык бабух, татух, косух, ня батрак подцых у нах.

Ким тата атас хана, батрак бундук: «Атас хана тата, бастель-пистёж. Нана мана мин дюк, чапай ля аглы-бублы Ленин-бобо.»

У чапай бухты батрак ля атас-кишлак Маскава, [3]Ленин-бобо дам ум. Причапай Кумач-поле у мамай (мат.): «Ленин жи! Ленин ши! Ленин пи-ши!»

Бух трах, бибиц Ленин на броневикы. [4]