Расстрельное время - Игорь Болгарин Страница 43

— Похоже на это, — согласился Фрунзе. — Вы, повстанцы, вместе с Радумецом и Германовичем выйдете к Перекопу с тыла.

Рассказывая, он легко взмахивал указкой. У Кольцова сложилось впечатление, что операция по взятию Перекопской твердыни была тщательно продумана, в ней было некое полководческое изящество, и она нравится самому Фрунзе. Но это изящество могло обернуться немалой кровью.

— Но Блюхер! — задумчиво сказал Кольцов. — По сути, он жертвует своей дивизией!

Фрунзе нахмурился, ему не поправились слова Кольцова.

— Жертв, конечно, не избежать. Ему — в большей степени, — жестко сказал он. — В войне нередко такое случается, что ради победы приходится кем-то или чем-то жертвовать. Свою задачу в этой операции он знает. А уж как ему при этом уменьшить количество жертв, пусть придумает сам. На то он и комдив, — он отложил указку. — Собственно, это всё, что я должен был вам сообщить. Больше вам незачем тратить здесь время. Можете отправляться к себе.

— Если можно, отниму у вас ещё минуту времени, — попросил Кольцов.

— Да, пожалуйста, — Фрунзе снова опустился на табуретку и поднял на него усталые глаза.

— У меня есть предположения, что где-то здесь у нас сидит хорошо законспирированный враг, — без всякой дипломатии, в упор выпалил Кольцов.

— Почему вы так думаете?

— О моем отъезде из Каховки к повстанцам знал очень узкий круг людей. И тем не менее об этом в то же утро узнали бандиты. Они пытались пленить меня, и лишь чистый случай помог мне избежать пленения и последующей доставки во врангелевскую контрразведку. Заказ, как я выяснил, поступил от неё.

— Зачем вы им? — и на губах Фрунзе промелькнула едва видимая ироническая улыбка. — Извините за прямодушие, но сейчас, во время агонии армии Врангеля, любой наш полевой командир представляет для них куда больший интерес, чем чекист, даже высокого ранга.

— Я согласен. Но тем не менее заказ поступил именно на меня.

Фрунзе нисколько не обеспокоился этим сообщением.

— Ну что ж. В таком случае смотрите в оба и берегите себя, — сказал он.

— Стараюсь. — Кольцов почувствовал пренебрежение к его словам и поэтому добавил: — Я не о себе беспокоюсь. Я только подумал, что враг где-то здесь, в нашей среде. Он может добыть и переправить на ту сторону самую секретную информацию, и тем самым нанести нам серьезный урон. К примеру, ту же информацию об отвлекающем маневре Блюхера.

— Хорошо. Наших контрразведчиков я конечно же предупрежу о ваших подозрениях. — Пообещал Фрунзе и затем спросил: — Вы один здесь?

— Где-то здесь находится мой адъютант.

В горнице уже вновь, после перерыва, собрались здоровые, крепкие и загорелые комдивы и комкоры, окружили Фрунзе, тихо между собой переговариваясь, ждали продолжения совещания.

— Идите, — отпустил Кольцова Фрунзе. — Я распоряжусь, чтобы вас проводили.

— Не нужно, — воспротивился Кольцов. — Тут езды…

* * *

Прежде дремотное село Новосёлки, где находился сейчас штаб Фрунзе, зажило в другом, торопливом ритме.

Пугая заполошных кур, по селу носились всадники. С ленивым лаем, высунув языки, бегали за тачанками и телегами лохматые кобели. Иногда к штабу или от него пробегали легковые автомобили, и на рокот их мотора в одночасье сбегались все сельские собаки. За что они так не любили «начальственные» автомобили, вряд ли кто смог бы объяснить. До недавних дней автомобилей здесь, в заброшенной богом глухомани, отродясь никто не видел. С неистовым злобным лаем они провожали автомобиль далеко за село, а иные бежали и дальше, насколько хватало сил. И тогда они лениво и устало, с чувством выполненного долга возвращались обратно к своим будкам.

Людей собаки не трогали. Может быть, потому что иногда им от людей перепадала корка хлеба или пересушенная до каменной твердости голова воблы.

В Особом отделе, который размещался двумя хатками дальше от Штаба фронта, Кольцов отыскал Бушкина. За то короткое время, что провел он здесь, Тимофей успел со всеми перезнакомиться и стал здесь уже почти своим. Село он тоже уже несколько раз исходил из конца в конец.

Гольдман квартировал в убогой хатке на самом краю села. Они подъехали к ней верхом, привязали коней к двум торчащим из земли кольям, оставшимся от изведенного на топливо забора.

— Постоялец дома? — спросил Бушкин, приоткрыв входную дверь хатки.

— А то! Спит ещё! Небось всю ночь котовал. — Раздался из глубины молодой голос, и тут же на пороге возникла весёлая разбитная молодица, вероятно, хозяйка этого поместья. Стрельнув на Кольцова озорным глазом, спросила: — А то, может, и я вам для чегось сгожусь?

— Покажи, где тут его апартаменты! — строго сказал Бушкин и легонько тронул её за плечо. — Ишь, кобылка необъезженная!

— Так ить некому! Объезжать, говорю, некому! — томным голосом сказала она. — Сплошна несправедливость. Мужики в войну играють, а бабы, известно дело, страдають.

Хозяйка широко распахнула дверь в сени, впустила Бушкина и Кольцова.

— Туточки оны силять, — взглядом указала она на ближнюю к выходу дверь. — А вона там — моя горенка. Может, глянете, як холостые бабы в войну живуть.

— Как-нибудь другим разом! — строго сказал Бушкин и толкнул дверь в комнату, где проживал Гольдман.

Исаак Абрамович спал на широкой деревянной кровати, на мягких перинах и подушках, под одеялом с до скрипа накрахмаленным пододеяльником. Его разбудили разговоры в сенях.

Увидев Кольцова, он приподнялся на локте и радостно кивнул ему. Объяснил:

— А я, понимаешь, всю ночь по делам, как собака. Может, днём удастся. Да разве дадут!

— Вы не беспокойтесь. Мы ненадолго, — обиделся на холодный прием Кольцов.

Гольдман свесил с кровати ноги, стал снимать со спинки стула одежду. Натянул брюки, рубаху. Под ней оказался цветной женский халатик. Гольдман смутился, скомкав халатик, попытался незаметно куда-нибудь его пристроить. И, наконец, поняв, что все старания напрасны, сунул его под одеяло. При этом, пытаясь хоть как-то оправдаться, сердито проворчал:

— Нет, ну скажи! Велел в комнату ни ногой. И когда эта чертова баба успела своё барахло…

— Совсем не чертова, — не согласился Кольцов, лукаво поглядев на Гольдмана. — Вполне даже красивая степнячка! Весёлая! Глазищи какие! А стать!

— Как две капли воды похожа на нашего Маркиза, — напомнил Бушкин о чубаром красавце коне, которого братья цыганчата где-то поймали и привели в Основу, в коммуну к Павлу Заболотному.

— А что, Исаак Абрамович! Присмотритесь! Вы — холостяк, и у неё, похоже, мужа нет, — сказал Кольцов. — Война скоро кончится. Глядишь, вот так ненароком черт знает где, в херсонских степях, поймаете свое счастье.

— А хозяйка какая! Всю жизнь на крахмальных простынях будете спать, — добавил Бушкин.