"Чёрный туман" - Сергей Михеенков Страница 39

Старик Фитц в их роту больше не вернулся. Говорят, он стал инвалидом. Кто-то из роты видел его в санитарном поезде с ампутированной ногой. Другие говорили, что на полевой лазарет налетели русские штурмовики, и гауптман Фитц во время бомбежки лишился обеих рук. Что ж, ему повезло, он вернулся к своей семье непобежденным героем. Так однажды сказал Фриц, когда они, старики, собрались в штабной избе за очередной бутылкой русской кустарной водки.

– А кем вернемся на родину мы? – сказал он тогда.

С тех пор каждый из них постоянно задавал себе этот вопрос. Утешение было. И был один общий ответ, который пусть немного и немногих, но все же примирял с неизбежным, как теперь уже становилось совершенно очевидно, будущим, – если вернемся… Потому что возможность возвращения из этого ада живым, пусть даже с какой-то потерей, руки или ноги, казалась теперь едва достижимым счастьем. Удачей, которая улыбается не всем. Призрачной мечтой. Если Везувий проснется, а это вот-вот произойдет, то кто уцелеет в потоке раскаленной лавы?

В роту прибыл из резерва другой офицер. Его звали Зангером. Рихардом Зангером. В звании обер-лейтенанта. Прибыл он из Югославии или Италии. Служил при каком-то штабе. Видимо, на побегушках при большом начальнике. Может, даже при генерале. По всему видать, натерпелся в своей денщицкой должности. И теперь ему самому хотелось покомандовать и хотя бы чуточку почувствовать себя генералом. По всей вероятности, его и имел виду Дальке, когда разразился своей злобной тирадой в адрес всего германского офицерского корпуса. Однажды новый ротный явился на их опорный пункт и начал наводить свой порядок, придираться буквально ко всему. Всех подняли на ноги, в том числе и смену ефрейтора Дальке, только что вернувшуюся из ночного дежурства. Их построили на хуторе напротив штабной избы. Обер-лейтенант Зангер осматривал их с каким-то жестоким сладострастием. Как будто прибыл с Балкан специально для того, чтобы в один из дней выстроить третий взвод своей роты и напомнить его личному составу, что они солдаты армии, которая покорила всю Европу и которая теперь, под его, обер-лейтенанта Зангера, руководством, покорит Азию, снова отнимет у русских ту тысячу миль пространства, которое оставлено после побоища под Сталинградом, захватит кавказскую нефть и выйдет к Индии.

И вот они, будущие покорители Индии, стояли перед ним и по его требованию демонстрировали состояние своего оружия, наличие шанцевого инструмента, в том числе противогазов. Выворачивали карманы, в которых солдат Германского рейха, конечно же, не должен хранить ничего лишнего.

– Штабная прусская скотина, – шипел потом Дальке, когда ротный, вдоволь насладившись властью, данной ему уставом и фюрером, покинул расположение их опорного пункта. – Он только в задний проход не заглянул.

– А там у тебя все в порядке? – фыркнул Райгер.

– Тебя, Вилли, приставили к нам для чего? – мгновенно отреагировал первый номер Schpandeu. – Для того, чтобы читать нам заявления и сводки Министерства пропаганды и разъяснения к приказам главнокомандующего! Заботиться о том, чтобы мы, солдаты нашего фюрера, были морально здоровы и не заразились какой-нибудь болезнью вроде пацифизма. А нашу гонорею пусть лечит унтерартц Штольц! Тебе понятно!

Самый большой непорядок у них оказался в снаряжении. К примеру, противогазы со всех их содержимым, маской с гофрированным шлангом и фильтрами, то есть исправными, годными к применению по прямому назначению, оказались только у Мита и еще у троих солдат из весеннего пополнения. Даже у Вилли Райгера, при всей его приверженности нацизму и фанатичной верности Гитлеру, в гофрированной коробке вместо противогаза оказались три пачки сигарет «Юно», припрятанных им на черный день, два индивидуальных медицинских пакета и разная чепуха.

Обер-лейтенант Зангер уехал, пригрозив им, что, если к следующему построению во взводе не будет наведен порядок, то обер-фельдфебель Гейнце и унтер-офицер Бальк будут разжалованы в рядовые, а весь личный состав взвода в свободное от боевого дежурства время будет мостить дорогу от Малых Василей до Закут. Дорога среди этого океана непролазных болот – это, конечно же, большое благо. Но все на передовой знают, что сигареты в дождь или даже когда сутки-другие проторчишь в сыром окопе или блиндаже, сохранить сухими можно только в противогазной коробке. Она герметична. А сигареты на передовой порой важнее боеприпасов. Так что пошел он, прусская задница!..

Покончив с установкой пулемета на станок, они тут же принялись натягивать на колья парусиновые накидки. Небольшие по размеру, к тому же неудобной для такого сооружения треугольной формы, они были куда хуже красноармейских. Те и размером побольше, и формы правильной.

И Бальк, прикрепляя бечевкой конец накидки к стойке, подумал: хорошо, что спит Дальке, иначе бы обругал сейчас и Гитлера, и весь германский офицерский корпус за то, что сэкономили на парусине для солдат.

В следующее мгновение произошло то, что в корне изменило обстоятельства, в которые они попали, и заставило на некоторое время забыть первоначальный приказ, с которым они сюда прибыли.

За разливом на русском берегу послышался характерный хлопок, и тотчас в воздухе просвистела одинокая мина и с металлическим хряском разорвалась среди сосен. Мина упала метрах в ста от их окопа. В общем-то далеко. Даже примитивный полог, более или менее спасавший их от дождя, не содрогнулся. Но лица сидевших в окопе сразу побледнели.

– Они что, нашу косу пристреливают?

– Это их земля, – зло буркнул Дальке, – и они здесь делают то, что считают необходимым.

Минометный огонь, пожалуй, похуже снайперского. От снайпера можно укрыться в окопе. Не высовывайся, и все будет в порядке. Снайпера можно отпугнуть парочкой пулеметных очередей. А мина может запросто залететь в окоп, и пулеметный огонь минометчикам не помеха.