В Афганистане, в "Черном тюльпане" - Геннадий Васильев Страница 24

Тихий ропот поднялся за спиной Шульгина.

— Вот же привязался…

— Прицепился тоже…

— Взбеленился совсем…

— Крест ему помешал…

Матиевский сплюнул под ноги:

— Моя бабушка говорит, что крест мешает только бесам…

— Вот именно, — подтвердил кто-то.

— И чем его наша рота не устраивает, — махнул кулаком Матиевский. — Воюем мы, кажется, не хуже других. Дай Бог так каждому. От «духов» не бегаем. Пулям не кланяемся. Надо взять высоту, пожалуйста. Вот вам высота на ладошке! Надо прикрыть отход полка, пожалуйста. Прикроем, драпайте… Надо отбить от «духов» колонну, — Матиевский крутанул локтем, — отобьем с печенками. Лучшая рота в полку! Что еще надо! Вцепился он в нас, как клещ…

— Ладно, — вздохнул Шульгин. — Хватит болтать.

— Так жалко же, — затянул Матиевский.

— Обойдемся без жалельщиков, — хмыкнул Шульгин. — Ты что, меня жалеешь? Осенева жалеешь? Хватит обсуждать командование. В армии это не полагается. Вот приеду к тебе в гости домой, тогда можешь крестить эту бестолковщину матюками… А в строю, дорогой мой, извольте молчать…

— Есть, товарищ лейтенант, — козырнул Матиевский и ухмыльнулся. — Насчет гостей намек понял. Буду ждать вас дома с нетерпением.

Шульгин обернулся на оставшихся людей.

— Приготовиться к движению. Собрать вещмешки. Оправиться. Как только вернется группа Богунова всем строиться в походном порядке.

Солдаты зашевелились. Загремели банками в вещмешках. Заплескалась вода во флягах. Защелкали патроны в снаряжаемых магазинах. Показались из дульных срезов скрученные жгуты промасленных бинтов.

Мимо Шульгина прошел угрюмый Касымов, поглядывая вокруг враждебным колючим взглядом. Касымов прошел близко, обиженно дыша и едко сплевывая под ноги желтой от табака слюной. На одном плече висел туго набитый вещевой мешок, самый объемный во всей их рейдовой роте. Касымов направился к отхожему месту, откуда недавно вынырнул Шкловский. Скрылся от всех за черными зубцами камней.

Матиевский с Шульгиным присели на камни. Привычно откинулись на вещевые мешки. Затянулись сигаретным дымком, Матиевский — едким жгущим глаза солдатским «Памиром», который здесь в шутку называли «Покурил и помер», Шульгин — ароматными ростовскими сигаретами «Наша марка», купленными на офицерское жалование в полковой лавке.

— Все, последний перекур, — заметил Шульгин, — как только вернется сопровождение из шестой роты, поднимаем людей. Продолжим войну, как по расписанию.

Шульгин прикрыл глаза.

— И чтобы в строю без разговоров… Отдыхайте лучше…

И Шульгин продемонстрировал удивительную способность мгновенно погружаться в безмятежный сон.

Сошли со лба морщины.

В недосказанной фразе замерли уголки губ.

Провалились тени под закрытыми веками.

Но только ненадолго застыли ресницы, и щека упокоилась на складках бушлата. Глаза Шульгина внезапно раскрылись. Он приподнялся, потер занемевшую шею.

— А вот и сопровождение. Легки ребята на помине…

Над колючим хворостом прошлогодней травы показалась помятая ушанка сержанта Богунова:

— Действуй строго по уставу, завоюешь честь и славу, — чеканил Богунов ядовитым голосом. — Представляете, товарищ лейтенант. Дожил. Мне только что вежливо предложили стать стукачом.

Богунов сжал квадратные кулаки.

— Сказали, что долг младшего командира докладывать о ненормальных явлениях в роте… Строго конфи-иде-енциально, тьфу-у-у… Не вышепчешь…

Богунов покачал головой:

— Ценная информация в обмен на досрочное увольнение… Нет, вы представляете?!

Матиевский покачал пальцем:

— Ну-у, и-и?..

— Чего, ну и?..

— Соглашение состоялось? Будем прощаться с уезжающим дембелем? Присядем на дорожку? А-а-а?

— Ах, ты, гад, — вскипел Богунов, — чтобы я продался…

— Тише, — поморщился Шульгин. — Не время трепаться. Поднимайте людей. Выступаем. Пять минут на сборы.

— Всем оправиться, подготовиться к выходу, — крикнул Богунов группе, и дымок перехваченной у Матиевского сигареты толчками взвился из его открытого рта. — И все за собой собрать, орлы. После себя ничего не оставлять, особенно боеприпасы. А то попадаются всякие раззявы, теряющие магазины с патронами и даже гранаты.

Мимо них к камням полевого сортира пробежал Осенев, сосредоточенно сжимая в руках громоздкий пулемет.

— Правильно, Осенев, — подмигнул ему Богунов, — в Афганистане даже в сортире нужно держать палец на пусковом крючке. А то некоторые салабоны расслабляются, теряют бдительность.

Неулыбчивый Осенев посмотрел на сержанта с укором.

Богунов поежился.

— Железный парень…

Осенев зашел за камни. Через некоторое время до Шульгина донесся неясный шум из-за камней, приглушенное ворчание и гневные сдавленные крики. Еще через минуту из-за камней выкатилась глыбообразная туша Касымова с вцепившемся в него маленьким Осеневым.

— Нет, ты пойдешь! Пойдешь сам и поднимешь… — упрямо твердил посиневший от напряжения Осенев.

Он сжимал Касымова за узкий ворот бушлата, и гигантский Касымов тщетно пытался оторвать сдавившие шею осеневские пальцы.

— Пошел ты-ы, — сдавленно хрипел Касымов, двигая воловьими плечами и шагая на Осенева, словно надеясь раздавить его тяжелой своей поступью, — са-ам лезь… Касымов тебе не ма-алчик. Лучше отстань, по-хор-рошему говорю…