Наш человек в гестапо. Кто вы, господин Штирлиц? - Эрвин Ставинский Страница 13

Пока Силли читал, Месинг нетерпеливо постукивал пальцами по столешнице.

— Ну что скажешь? — спросил он, когда Силли познакомился с текстом.

— Что ж, Берман прав, вероятно, плохо работают с агентом.

Карл вспомнил Бермана — высокого, стройного, моложавого мужчину, любимца женщин, большого умницу.

— Какой там плохо! Отвратительно! — Мессинг поднялся и стал мерить шагами кабинет. — У нелегалов нет опытных оперативников. Для работы с таким агентом нужен профессионал. Что будем делать? У тебя есть предложения? — он сразу перешел к практическому решению вопроса.

— Предложения дадим, но может выпьем сначала чаю?

— Давай!

Мессинг остановился перед Силли и рассматривал его с высоты своего роста. Силли взял чайник, и разлил горячий напиток по чашкам. Все это он проделал абсолютно невозмутимо, словно перед ним стоял не большой начальник, а его приятель, с которым он обсуждал очередную проблему.

— Недавно пришло письмо от Джека, руководителя нелегальной группы № 2, — как всегда неторопливо начал Силли. — Он спрашивает, как быть с материалами от А/201; передавать их Берману и реализовывать на месте, или направлять нам. Его беспокоит, что если Берман будет предупреждать коммунистов, которыми по данным А/201 занимается полиция, то рано или поздно в полицай-президиуме могут пронюхать, что КПГ очень много знает из того, что ей не следовало бы знать!

— Что вы решили?

— Мы написали, что разделяем это беспокойство и предложили Берману реализовывать материалы крайне осторожно. В каждом случае исходить из возможности расшифровки источника.

Мессинг сидел молча, потирая ладонью широкий затылок, что он делал в минуты волнения или напряженной умственной работы. Потом взял письмо Джека и тоже внимательно его прочитал.

— Мы ведь давали указание ограничить активность Стефана, а он по прежнему продолжает носить материалы, — возмутился он. — Смотри, уже А/201 их тыкает носом, а он все носит материалы. Напиши, пусть немедленно выводят Дейча из Германии! Безобразие!

Потом он неожиданно переменил тему.

— Кстати, а по какой тематике А/201 приносит документы?

Силли достал нужную папку и раскрыл ее.

— Вот перечень некоторых литерных дел, к которым он имеет доступ.

Мессинг стал читать: «Дело № 7 — русский шпионаж; дело № 97 — загранпаспорта для немцев русского происхождения; дело № 138 — компартия Германии и измена родине; дело № 151— экономический шпионаж; дело № 165 — советское представительство в Германии; дело № 168 — школа шпионажа в Минске; дело № 135 — новое направление иностранного шпионажа; дело № 143 — украинцы; дело № 162 — следственные дела по шпионажу.

— Объем материалов, видимо, большой, заметил Мессинг.

Когда Силли показал ему железный шкаф, несколько полок которого уже были заполнены материалами, полученными от источника, начальник ИНО лишь покачал головой.

— Еще раз напомни Берлину: все задания А/201 ставить только через Центр, не допускать никакой, самодеятельности. Так кого пошлем работать с агентом? Клесмет явно не справляется со своей задачей.

— Подходящий человек есть, товарищ начальник, но он сейчас в Париже.

— Кто это? — заинтересовался Мессинг.

— Зарубин Василий Михайлович. В органах с 1921 года, был в Харбине. На нелегальной работе вместе с женой Лизой с 1925 года. В Париже у них дела идут хорошо. Правда, в личном плане есть проблема.

— Какая?

— Жена беременна и скоро должна рожать.

— Да, это действительно проблема. Оставьте их в Париже, пока не родит. Но вообще подумай! Боюсь, чтобы в Берлине не наломали дров. Мессинг поднялся, допил чай и, не прощаясь, быстро вышел из кабинета.

«Теперь можно пойти перекусить», — подумал Силли. Попросив помощника побыть в кабинете, он по узкой внутренней лестнице направился во двор, где в одном из подвалов был оборудован буфет для сотрудников…

Павел Корнель не ошибался, когда предполагал, что трения во взаимоотношениях источников А/70 и А/201 вызовут большое беспокойство у руководства. Время шло, а внести ясность в сложившееся положение никак не удавалось, и это несмотря на неоднократные напоминания Центра.

К началу года друзья наконец были переданы на связь новому нелегалу Николаю Клесмету, оперативный псевдоним Карл, которому и предстояло безотлагательно решать эту проблему. Теперь их группу в переписке именовали «Генрих».

Еще раз обкатав проблему, пришли к выводу, что Клесмету следует организовать с агентами совместную выпивку, в ходе которой, крепко угостив друзей, разведчику нужно осторожно подтолкнуть их к откровенному разговору.

Предлог для такой встречи вскоре подвернулся: день рождения А/201. Клесмет предложил встретиться втроем в ночном кафе и в узком кругу по мужски провести чествование. Друзья охотно согласились.

Когда Клесмет появился в небольшом прохладном зале заведения, за столиком по-праздничному уставленному едой и выпивкой, сидели Леман и уже заметно подвыпивший Кур. Вилли, как именинник чинно помещался во главе стола. Когда Клесмет подошел, Эрнст что-то занудно толковал, как невесело и трудно ему жилось в последний год. Он так, увлекся, что не сразу сообразил, что рядом с ним уже сидит их куратор. К ним сразу подошла молоденькая симпатичная кельнерша. Выяснив, что заказ уже сделан и ничего другого клиенты пока не желают, она приветливо улыбнулась и отошла.

Вилли налил водки в рюмки Клесмету и Эрнсту, себе плеснул немного, вскользь заметив, что он не совсем здоров, и предложил выпить.

— За здоровье нашего друга! — поднял рюмку Клесмет.

Все выпили и принялись закусывать. Николай проголодался, но чувствуя себя несколько стесненно в присутствии агентов, ел маленькими кусочками, медленно и осторожно, не забывая посматривать вокруг. Эрнст выпил, толком закусывать не стал, а сразу же закурил и опять принялся рассказывать что-то о своей жизни. Вилли, с аппетитом уминая мясо с гарниром, слушал его не перебивая, но и без особого сочувствия: он уже не раз внимал жалобам Эрнста и ему, видимо, хотелось поговорить о чем-то другом.

Разговор преимущественно велся между Вилли и Клесметом — спокойный, обстоятельный и касался служебных дел Вилли. Потом речь зашла о Лейпциге, где родился Леман, и Эрнст, решив вмешаться в их беседу, брякнул невпопад что-то такое, отчего всегда невозмутимый Вилли вдруг вспыхнул и сердито заговорил:

— Ты, Эрнст, говори, да не заговаривайся! — воскликнул он. — Любишь ты трепаться!

Эрнст, ошарашенный столь внезапным оборотом до того спокойного и дружелюбного разговора, приложил руку к груди и растерянно замолчал. Все на секунды притихли, но тут находчиво вмешался Клесмет.

— Давайте выпьем за Лейпциг, — весело предложил он, доливая всем в рюмки, — и за Берлин тоже!

Вилли, все еще хмурый после вспышки, поднял рюмку и, неожиданно широко улыбнувшись, залпом опрокинул ее в рот.