Стеклянное лицо - Фрэнсис Хардинг Страница 78

– Не могу! – всхлипнула Зуэль. – От этого все станет только хуже. Для тебя – и для меня! – Она подняла на Неверфелл покрасневшие глаза. – Твое лицо…

– Да плевать на мое лицо! – Крик Неверфелл заметался по лаборатории, и взволнованные Вина снова зашипели. – Мне все равно, что с ним будет. Я устала быть глупой, устала от того, что все держат меня за дурочку, лишь бы сохранить мое лицо. Даже если потом мне придется сбежать из Каверны и жить в диких пещерах, питаясь слизняками, я все равно хочу знать, что происходит.

Зуэль вперила в нее долгий взгляд. Лицо светловолосой девочки бледностью могло соперничать с меловым утесом.

– Это было чем-то вроде спектакля, – прошептала она наконец. – Со сценами и репликами. А я… я хорошая актриса.

Зуэль помолчала, собираясь с мыслями, и продолжила:

– Помнишь, я рассказала тебе про потайную дверь в доме мадам Аппелин? Так вот, я сделала это специально. И ты не ошиблась, я действительно постучалась к тебе, когда ты спала в гостевой комнате, и сказала, что нашла ее и выкрала ключ. Ты последовала за мной в рощу и вверх по лестнице. И зашла в комнату. Я осталась караулить снаружи, но потом в тебя словно демон вселился, ты начала все крушить, я вбежала в комнату и держала тебя, пока ты не успокоилась. Я же не думала, что так получится…

– А что было в комнате? – Любопытство жгло Неверфелл пятки, и она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.

– Не знаю. Когда я оказалась внутри, ты уже разбила светильник, который мы взяли с собой, и в комнате было темно. Наверное, там хранились маски. Я особенно не вглядывалась. Но что бы ты там ни увидела, оно потрясло тебя до глубины души. Когда я вывела тебя на свет, твое лицо горело огнем, сверкало сталью, в нем были ярость, и боль, и… Я не могла на него смотреть. А затем ты увидела свое отражение в зеркале и перепугалась. Я сказала, что придется стереть кусочек твоей памяти, или мадам Аппелин сразу поймет, что ты была в тайной комнате. И тогда ни одна из нас не выберется из ее дома живой. И даже если бы мы и смогли ускользнуть от нее, нас бы казнил великий дворецкий – за то, что не справились с заданием и окончательно испортили твое лицо. Я дала тебе фиал с Вином и мотыльковое печенье, чтобы ты не вспомнила его вкус, когда проснешься. И даже сказала, где спрятать сосуд, чтобы я смогла его забрать.

– Получается, ты не сделала ничего плохого! – Неверфелл постаралась увидеть светлую сторону в рассказе Зуэль. – Ты просто помогала мне узнать правду, а потом защищала меня. Но погоди, ведь я же разбила все в комнате, – сообразила она. – А значит, мадам Аппелин уже известно, что мы там были!

Зуэль посмотрела на Неверфелл и затряслась в припадке истерического смеха.

– Ох, Неверфелл, – простонала она. – Ты же совсем не глупая. Твоя проблема в том, что ты слишком доверяешь людям. Ты до сих пор не понимаешь, зачем все это было? Кто, по-твоему, показал мне потайную дверь? Кто дал мне ключ? Кто убрал с дороги всех Глиняных девочек, чтобы мы смогли незаметно подняться на галерею и вернуться в гостевую комнату? Разумеется, мадам Аппелин знает, что мы там были. Она сама все это организовала. Весь этот спектакль устроили не для нее, а для тебя.

– Для меня? – оторопело моргнула Неверфелл.

– Да. Тебя привели в комнату, чтобы ты увидела нечто ужасное, что потрясло бы тебя сильнее, чем все увиденное в Нижнем городе.

– Но зачем? – вырвалось у Неверфелл. – Зачем мадам Аппелин это делать? Она ведь должна была исправить мое лицо!

Неверфелл не жалела, что попросила Зуэль рассказать правду, но слушать ее было невыносимо.

– Мадам Аппелин знала, – устало продолжила Зуэль, – что тогда ты запаникуешь и…

– И соглашусь выпить Вино, – бесцветным голосом закончила Неверфелл. Пол уплывал у нее из-под ног, а тело стало легким, как крыло мотылька. – Ведь вы ради этого все затеяли? Чтобы я выпила Вино – и все забыла.

Неверфелл вспомнила, как грозная следовательница Требль нависала над ней и сыпала вопросами, одержимая желанием докопаться до правды: «Ты приняла противоядие, перед тем как приступить к дегустации?»

– О нет, – прошептала Неверфелл. – Скажи мне, что это неправда! Скажи мне, что в том Вине не было противоядия!

– Я не знала, что все случится вот так! – снова зарыдала Зуэль. – Я просто выполняла приказ, отыгрывала свою роль. И сама догадалась про противоядие только после дегустации. Но уже было слишком поздно, великий дворецкий был убит, и на полу лежали мертвые тела. Знаешь… Я раньше видела мертвых. И немало. Но они выглядят совсем иначе, когда умерли из-за тебя. Они как будто все знают. И я вижу их всякий раз, когда закрываю глаза.

– Но раз ты ни о чем не знала, ты не виновата в их смерти, – попыталась успокоить ее Неверфелл. – Послушай, Зуэль, мы должны кому-нибудь рассказать. Если мадам Аппелин в самом деле отравила великого дворецкого, а ты единственная, кто знает об этом, твоя жизнь в опасности! Мы должны пойти к твоему дяде…

– Тихо! – Зуэль предупредительно вскинула руку.

В коридоре раздались шаги, затем в дверь постучали.

– Зуэль? – послышался голос Максима Чилдерсина.

Сердце Неверфелл от облегчения забилось быстрее, и она открыла было рот, чтобы откликнуться, но Зуэль схватила ее за локоть и яростно замотала головой.

– В чем дело? – беззвучно спросила Неверфелл.

Зуэль прижала палец к губам, призывая ее молчать, и махнула рукой в сторону большой бочки у стены. Неверфелл неохотно спряталась за ней.

– Войдите! – крикнула Зуэль, натянув робкую улыбку номер 144 – «Птенец, выпавший из гнезда».

Худощавая фигура Максима Чилдерсина показалась в дверном проеме. Перед тем как войти, он внимательно посмотрел под ноги. На главном виноделе тоже был черный с серебром фартук и амулет с выгравированными рунами. Максим Чилдерсин обвел лабораторию пристальным взглядом, от которого не укрылись ни осколки стекла, ни кубок на полу, ни пребывающие в беспокойстве Вина, и выразительно поднял бровь.

– Дорогая племянница, – сказал он, – всем нам иногда хочется зашвырнуть куда подальше результаты провалившихся экспериментов, но мы все-таки стараемся этого не делать. И чем ты умудрилась так растревожить Вина? Если они будут вести себя еще громче, то заметят друг друга. И что тогда с нами станет?

– Прошу прощения, дядя Максим. – Зуэль словно подменили: отбросив, как старую шаль, испуг и нервозность, она в мгновение ока превратилась в примерную ученицу, готовую ответить урок. Голос ее был сдержанным и ясным. – Я как раз закончила работать над купажом, о котором упомянула за завтраком, но в последний момент передумала и отбросила его в сторону. Сосуд разбился и разбудил остальные Вина. И я сочла за лучшее переждать у стены, пока они успокоятся.

– То есть ты все-таки решила не стирать свои воспоминания? Рад это слышать.

Максим Чилдерсин улыбнулся любимой племяннице и осторожно пересек комнату. Время от времени он останавливался, чтобы спеть беспокойным Винам, промурлыкивая слова, как большой долговязый кот.