Красная луна - Бенджамин Перси Страница 76

Отряд Патрика назначают общаться с местными, а в следующую смену — просто патрулировать. Иногда они оставляют в могильниках ящики с люпексом. Могильниками на базе зовут отдаленные районы, где ютятся ликаны, находящиеся на соцобеспечении. Бесконечные ряды бетонных многоэтажек, на мостовой валяется мусор, из окон доносится музыка. При их приближении кто-нибудь обязательно прячется в подъезде, на улицах лежат замерзшие трупы. Раз в две недели патрульные оставляют на перекрестках несколько завернутых в полиэтиленовую пленку картонных коробок, в каждой — сотня бутылочек с сотней пилюль. Командующий говорит: ликанам предоставляется выбор — контролировать или не контролировать свою болезнь. И армия обеспечивает им этот выбор. Некоторые ликаны растирают лекарство в порошок, нюхают и погружаются в туманный полусон, превращаются из людей в пустые оболочки.

Патрик видел Клэр, видел свою мать и многих местных: они вполне способны управлять собой и без люпекса. Иногда его отряд заезжает в рыбачьи деревушки, и солдаты общаются с местными семьями. Это называется «расположить» и «разговорить». Морские пехотинцы присаживаются на корточки и протягивают испуганным детям шоколадки. «Ну-ка, иди сюда, на!» Будто это собаки. Военные заходят в дома, если их приглашают, и, потея в своей форме, наблюдают, как пышнотелые женщины раскатывают в кухне тесто, старики курят трубки и чинят рыбацкие сети, а детишки играют на полу в домино. Их угощают неизменными бутербродами и кофе. Домики маленькие, иногда там всего одна комната, среди балок и труб на потолке подвешены сани, лыжи и разная рухлядь. Пахнет рыбой и жиром. Рядом с дверьми болтаются на крючках куртки и ремни с инструментами. На стенах живописно развешаны удочки и серые мрачные морские пейзажи. Солдаты едят предложенное печенье: ну и тесто — сплошное масло с сахаром! Жители разговаривают на финском, французском, русском, немецком, китайском, испанском или английском. Говорят, как благодарны военным за охрану шахт: «С вами мы в безопасности».

Иногда Патрик спрашивает про отца, сам или через переводчика. Но ликаны только качают головами, снова предлагают печенье и интересуются, как ему нравится снег. Их взвод редко натыкается на молодежь. Патрик как-то спросил у сержанта Дэкера, почему так происходит. Тот презрительно посмотрел на него и ответил:

— Где молодежь? А как по-твоему, тупоголовый ты придурок, с кем мы воюем?

А иногда патруль ввязывается в сражение. Небо обычно затянуто тучами, идет снег. Стрекочут пулеметы, взрываются гранаты, и из-за желто-оранжевых вспышек и грохота кажется, что разразилась летняя гроза.

Грозы Патрику очень не хватает.

После двух недель, проведенных на базе, кажется, что бетонные стены, шлакоблоки и колючая проволока смыкаются вокруг все теснее, вот-вот проглотят его, вцепятся в плоть зубами. Он будто размяк. Время замедлилось. Вот в бесплодных поисках отца прошел еще один месяц. Ликаны победили. Можно уже это признать. Все бесполезно.

Гэмбл только что закончил мыть пол в бараке национальной гвардии. Он плюхает швабру в ведро с грязной коричневой водой и замирает рядом с койкой отца. Много раз он уже здесь бывал, но всегда с кем-то. А сейчас в помещении никого нет. Из окна льется серый свет. Пахнет хлоркой. По матрасу крадется паук. Он переползает с простыни на подушку, и Патрик торопливо смахивает паука рукой. Пальцы на мгновение замирают в углублении, которое осталось от головы лежавшего.

Он садится. Пружины взвизгивают. Минуту Патрик просто сидит там, а потом задирает ноги и ложится на ту самую кровать, на которой когда-то спал отец. Может, здесь задержалась какая-то его частичка? Впиталась в простыни, в пол, в стены и сейчас наблюдает за ним?

Наверху темнеет маленькими ромбиками сетка другой койки. Там что-то болтается. Похоже на бирку, которую обычно крепят к матрасам (на таких еще пишут «Не отрезать!»). Но для бирки этот клочок слишком ветхий и пожелтевший.

Патрик протягивает руку, и бумажка проскальзывает сквозь сетку прямо ему в ладонь. Листок дважды сложен пополам. Гэмбл так стремительно садится, что задевает ведро. Оно со стуком опрокидывается на пол. Патрик оглядывается: не услышал ли кто? Да нет, в бараке никого.

Он и сам не знает, что ожидал увидеть. Но уж точно не это. На листочке нацарапаны какие-то иероглифы, знакомые квадратные буквы под наклоном, но записи совершенно невозможно разобрать. Что-то про концентрацию клеток, жизнестойкость, жизнеспособность, штамм дрожжей, дрожжерастительный аппарат, гемоцитометр, метиленовую синь, уровень кислотности, дрожжевую суспензию. Одно слово повторяется чаще других — «металлотионеин».

А потом Патрик вздрагивает и вспоминает ту воронку, усыпанную почерневшими костями. «Объект номер четырнадцать, лобос: двухдневное улучшение, затем смерть» — написано на бумажке.

Снова пересменка. Патрик теперь в БР. Скоро его выпустят за колючую проволоку. Наконец-то. Долго, бесконечно долго он натирал полы и драил стекла. Запах аммиака и хлорки не смывается, как бы тщательно он ни мылился в душе. На базу должен приехать кандидат в президенты, Чейз Уильямс. Точную дату им не говорят из соображений безопасности. Но командующий хочет, чтобы все сверкало и сияло, ведь понаедут журналисты.