Кошмар под Новый год - Елена Усачева Страница 51

Я снова открыл глаза, сделав ладонью козырек. Точно так же болят глаза, когда человек болен гриппом. Полутьма, а еще лучше мрак – вот где комфорт.

Передо мной стоял озабоченный Алик. Увидев, что я открыл глаза, он подскочил ко мне и помог приподняться.

И вдруг перед моим мысленным взором на долю секунды вспыхнула картина: мертвый, опутанный паутиной высохший Алик лежит и смотрит прямо на меня остекленевшими глазами.

От жуткого воспоминания я подскочил, как ужаленный.

– Алик, что с тобой случилось? Ты… жив?

– Я жив? – изумился мой друг. – То же самое я хочу спросить у тебя! Ну и наваждение…

– Наваждение?

– Наваждение… Как мне плохо… Это были самые ужасные минуты моей жизни… Как я рад, что ты здесь, стоишь передо мной, а не… Бр-р-р…

Пересказывать весь наш диалог нет смысла. Скажу лишь, что история с кладовкой повторилась: как только мы вышли из комнаты, Алик сразу же потерял меня из виду. Далее, как в известном романсе – «Уж как я тебя искал, кликал, плакал и страдал…» Впрочем, хватит песен, я – не Рыжий. Когда Алик вдоволь настрадался от бессмысленных поисков, перед ним возникла девочка в старинном одеянии. Ее звали Соня. Потом – знакомство, рассуждения о музыке, намеки на то, что друга долго искать не надо, «он под тобой», ломик, звонкий девичий смех, стихи и… я, мертвый, оплетенный паутиной, замурованный в полу. Далее – темнота, головная боль. Алик очнулся и увидел меня лежащим на полу возле того места, которое он якобы разгромил ломиком.

– Вот зря мы по отдельности выходили! Надо было за руки взяться, может, этого и не случилось бы! А так – разошлись и на тебе – наваждения! – бушевал Алик. – Теперь давай мне руку – будем ходить только вместе. Больше этого ужаса я не вынесу.

Я взял Алика за руку. Находился я в странном состоянии: полусне-полуяви. Трудно было поверить, что Соня, пол, гроб – всего лишь очередная иллюзия.

– Лучше в комнату вернуться, – сказал я. – Вниз я не пойду. Там Соня.

– А вдруг нет?

– А вдруг да? Может, это она над нами издевается, в доме держит и все такое.

– Но зачем? Хоть бы объяснила…

– Ага, жди. Что-то мне подсказывает, что она (если, конечно, это ее рук дело) будет до тех пор с нами «играть», пока с ума не сведет…

Алик задумался.

– Да, ты прав… – и рассмеялся как ненормальный: – Ой, не могу-у-у, о-о-о-ой…

«Ну все, – подумал я, – это последняя стадия».

– Алик… ты чего?

Он мне объяснил причину своего безудержного смеха:

– Представь, что было бы, если бы нас увидел кто-то из класса: держимся за руки, как девчонки, да друг к другу прижимаемся. Вот бы нас на смех подняли!

И он принялся дальше покатываться со смеху.

Мне тоже стало немного веселее. Я вспомнил, что в мире есть другие вещи, кроме этого злополучного дома: школа; наш дружный класс; классная руководительница – безумная активистка; придирчивая и не по годам серьезная староста; еще есть в мире магазины, где продают мобильные телефоны или компьютеры… И вообще – мир прекрасен, особенно новогодний! Город украшен гирляндами, везде стоят елки и сосны, а эта предновогодняя суета, когда все покупают друг другу подарки! А мамы, которые весь декабрь только и делают, что делятся друг с другом рецептами вкуснейших блюд, которые потом оказываются в два счета съеденными! А запах хвои! А мандариновый! А если еще и снег идет, то большего счастья и не придумать!..

– Ты о чем это задумался? – донесся до меня издалека голос Алика.

– О мире. О мире за пределами этого дома, – признался я. – Как я хочу домой, как я хочу выбраться отсюда, как я хочу…

– Хватит! – перебил меня Алик. – Не накручивай, ладно?

– Угу, – грустно кивнул я. Тоска по миру просто разрывала сердце.

Алик взял меня за плечи и пару раз встряхнул:

– Вот что. Слушай и запоминай. Очень скоро мы покинем этот милый домик, понял? Обязательно выберемся отсюда. Ты веришь мне?

Я молчал.

– Веришь?

– Нет.

Алик опешил:

– Почему?

– Потому что вера здесь ни при чем. Тебе-то я верю, но не от тебя все зависит. У дома могут быть свои планы. То есть… у Сони, или кто там всем этим руководит… Не может же оно все само по себе происходить…

Алик сморщил лоб.

– Ну… да. У нас могут быть разные планы… Но сейчас мой план таков – идем обратно в комнату. Может, этот рыжий Антон Колесников удосужится нам все объяснить?

Я скептически посмотрел на Алика:

– Нам? Объяснить?

– Нам. Объяснить.

– Губы не раскатывай. Пусть он нас хотя бы заметит.

Алик зарычал и потянул меня в комнату.

04.11.

Из-за нашей увлекательной «одиссеи» в коридоре мы чуть не пропустили самое главное. Успели на самое начало.

Едва влетели в комнату, Антон перестал петь песню «Полынь, полынь, полынь-трава, полынь, ты горькая росла…» и бросился к своей цифровой видеосистеме.

Не сговариваясь, мы с Аликом уселись на пол и стали наблюдать за Антоном, живым и «экранным».

– Дубль два! – объявил Антон, махая рукой в камеру. – Привет всем, кто это видит! Мое имя Антон Колесников, и я схожу с ума, прямо как домомучительница из мультика про Карлсона. А-ля-ля-ля-ля-ля, а я сошел с ума… В этом долбаном домишке я нахожусь уже ровно год!

Мы переглянулись с Аликом. Я уселся поудобнее. В голову стали настойчиво лезть разные мысли.

«Потом, потом», – отмахивался я от них.

– Да, я здесь уже ровно год! – повторил Антон, заметно грустнея. – Если меня смотрят знакомые, то я могу угадать ваши слова: «Год? А почему же ты не похудел, не изменился совсем?» А я вам отвечу: а хрен его знает, почему! Гы-гы. Да, каким я был, таким я и остался…

– Сейчас снова за песни примется, – шепнул мне Алик.

– Тихо!

– Да, каким я был 31 декабря прошлого года, точно таким же сохранился и к 31 декабря нынешнего. Почему? Перемотайте назад, я там уже сказал, что на все вопросы вам ответит хрен. Кто не в курсе, кто это, объясняю: Хрен – это мой дружок Сережа. Фамилия у него такая – Хрен. Именно по наводке Сережи Хрена я здесь и оказался. Он услышал легенду о том, что, дескать, если оказаться в новогоднюю ночь на дороге, ведущей к деревне Северной, то на пути ни с того ни с сего появится дом, в котором больше ста лет назад произошло что-то, что заставило дом «застрять» в новогодней ночи. И если в него зайдешь, то не выберешься уже никогда. Он в себя только запускает, а обратно не выпускает. Мы с Хреном поспорили на карту памяти для цифрового фотоаппарата. Я не верил в эти бредни старых бабок и, прихватив с собой камеру, чтобы фиксировать каждый свой шаг, в новогоднюю ночь поперся на дорогу. Меня снегом замело, и я заблудился. А потом бац! – и дом увидел. Я сначала не придал этому значения. Снег повалил так сильно, что мне пришлось укрыться от него на крыльце. Уже на крыльце я поскользнулся и упал на дверь. Она открылась. Я так испугался, бежать хотел, а потом понял, что дом необитаем, и зашел в него, снегопад переждать хотел, а потом пойти домой к Хрену и забрать у него карту памяти. Я зашел в дом. И не вышел. Так в нем до сих пор и сижу. Вот уже целый год. Но слушайте дальше…