Большая книга ужасов – 81 - Мария Некрасова Страница 19

Курсанты вставать не хотели. Халка пришлось стаскивать с верхней полки за ноги, он отбрыкивался и ворчал о правах человека. С Витьком было проще, он мелкий: Фиалка просто поднял его и поставил на ноги. Я в это время открыла окно, и ледяной воздух тут же взбодрил курсантов.

– Какого черта?!

– К машинисту пойдем.

– Пойдем! – радостно согласился Халк. – Только окно закройте.

– Не получится, – ворчал Витек. – Через дверь туда не попасть. Я еще вечером дергал – любопытно же…

Они спорили, а я высунулась по пояс в окно и стояла, вцепившись в деревянную раму. С улицы пахло Падалью.

* * *

Черт, я ведь знала! Знала! Знала: что-то случится, но не могла знать, что конкретно, а значит, не могла ничего с этим поделать.

Иногда мы боимся знать. Убеждаем себя, что показалось, что ерунда, нервы. А потом, когда страшное все-таки случается, начинаем винить себя, что знали и ничего не сделали.

Дед говорит, что я с ума сошла после минувшего лета, когда нос к носу столкнулась с этим. Он шел мне на помощь несколько длинных суток, по дороге сам отбиваясь и отбивая людей от этой сущности. А мне казалось, что я совсем одна.

Когда я слышу этот запах, у меня падает планка. Даже в человеческом теле я ненавижу их. Хотя по сути мы похожи, но мне противно даже думать об этом. Они меня тоже не пощадят. Звери вроде меня для них несъедобны, но это не помешает им убить меня при случае.

Холодно. Ужасно холодно, даже мне. Впереди белеет припорошенная степь, а далеко за ней – темное пятно леса. И запах. Запах Падали. Их еще не видно – значит, они в лесу. Идут своей медленной шуршащей походкой, будто мыши бегают под осенними листьями. А мы тут стоим.

– Не высовывайся!

– Привет, дед. Спасибо, что связался со мной, я тебя потеряла.

– Не высовывайся!

Значит, занят. Я бы тоже была занята, если бы сразу услышала этот запах. Скорее всего, дед уже там, в лесу, а меня оставил сторожить поезд.

В открытое окно так и тянуло выпрыгнуть. Платформы нет, до земли – два моих роста. Это все я думала, уже перелезая через деревянную раму – хоп! Холодно. И мокро, особенно в тапочках.

Снизу поезд казался гигантским животным, прилегшим вздремнуть посреди дороги. Витек прав: кабина машиниста хоть и близко к первому вагону, но если так просто через дверь туда и не попасть, придется штурмовать окна.

– Ирка, подожди! – Курсанты ловко спрыгивали в скользкую грязь, не подвернул бы себе кто чего.

Халк приземлился на ступни и ладони и зачерпнул снега, чтобы отмыть руки. Снега было мало, он черпнул с землей, и даже в темноте было видно, что он размазывает грязь еще больше.

Запах врага щекотал ноздри, хотелось рвать и метать. Если эти не поторопятся, мы все попадемся Падали. И если поторопятся – тоже попадемся. Поезд-то стоит!

Фиалка аккуратно помогал спуститься Витьку, страхуя за руки. Они там до утра провозятся?! Я не стала ждать, побежала вперед.

Окно было приоткрыто, и я видела снизу голову машиниста. Что ж, по крайней мере он здесь.

– Эй! В смысле, здрасьте! – Ноль эмоций. Даже головы не повернул. – Я только хотела узнать: почему стоим?

Машинист сидел как манекен – казалось, он не дышит. Черт!

– Чего не подождала? – Справа, хлюпая сапогами по грязи, ко мне шли курсанты.

– Курсант Варшавская, доложите обстановку!

Кто бы мне доложил… Я дождалась, пока они подойдут, и показала им неподвижного машиниста в окне. Он уронил голову на грудь, как будто спал. Спал.

– Дрыхнет на вахте!

– На губу его!

– Простите их, мы только хотели узнать, почему стоим!

Тишина и ни шевеления. Мальчишки орали и даже свистели, а машинист не реагировал.

– А что, помощник тоже дрыхнет?

– Эй, лю-уди! Надо лезть, народ. Это какая-то нештатная ситуация.

Они дурачились и жутко бесили. Нашли время! Если бы они только знали, что происходит! Да я и сама не все знаю, но знаю, что будет, если они не уедут в ближайшее время.

– Окошко только чуть приоткрыто. Мы в шинелях не протиснемся. Пускай Ирка лезет.

– Курсант Варшавская, готова? – Они подсадили меня и буквально закинули в приоткрытое окно.

* * *

Я влетела вперед руками прямо в машиниста, соскользнула и свалилась на пол. Тут же рядом рухнул сам машинист. Его лицо с закрытыми глазами было в двадцати сантиметрах от моего. Достаточно, чтобы разглядеть в темноте.

Пожилой. Очки блестят (как это глупо на закрытых глазах) и лысина. Я сразу вспомнила Антенну, и меня накрыла банальная девчачья жалость. Вот жил человек, никого не трогал, вел в столицу многотонный состав и ничего не боялся. А теперь лежит без движения на полу… Надеюсь, что все-таки живой.

– Двести пятнадцать, что у вас случилось?! Двести пятнадцать, ответьте! – Станция взвизгнула прямо надо мной. Диспетчер.

Я вскочила и уставилась на этот ящик, как оглушенная. Рядом со станцией лицом на приборах лежал помощник машиниста. Ответить. Надо ответить. А как?

В окно влетел камешек. Черт, курсанты! Надо впустить. Я дернула вниз окно, и тут же в кабину залез Фиалка.

– Чего так долго? Ой… – Увидел машиниста с помощником. – Живы?

Хороший вопрос. Я схватила обоих за шеи:

– Есть! Есть пульс, даже нормальный.

– Что они такое с проводницами употребляли, что все лежат без задних ног?!

Я бы тоже хотела это знать. И у меня были большие сомнения насчет спиртного – ведь ничем таким не пахло! Но и других версий не было.

– Скажи лучше: со станцией обращаться умеешь? Надо диспетчеру доложить, а я не могу.

– Это мы мигом… Халк, ты там застрял?

В окно кувырком влетел Халк. Витек остался внизу, его было некому подсадить.

– Что с ними?

– Спят или в обмороке. И проводницы тоже. Ни на что не реагируют. Фигня какая-то творится, курсанты. Надо связаться с диспетчером.

– Погоди… – Халк рассматривал спящих. – Кто их напоил-то?

И этот туда же! Халк рывком поднял машиниста, усадил и стал лупить его по щекам, будто это могло помочь.

– Оставь. Он спящий на пол свалился. Думаешь, не проснулся бы? Живой-то живой, а вот…

Халк с сомнением посмотрел на машиниста и стал искать пульс поверх рукава.

– Двести пятнадцать, ответьте!

– Займись связью!

Халк вскочил, нашел, куда нажимать, и затараторил:

– Двести пятнадцать, говорит пассажир. Бригада не может вести поезд – похоже, отравление. Мы стоим.