Моя любимая сказка - Ксандр Лайсе Страница 13

Мужчина поднялся на ноги. Ростом он был чуть ниже Славки.

— Конечно! Да, да! — китаец говорил с сильным акцентом. Он принялся шарить в большом ящике, стоявшем в другом углу.

Я осмотрелся. Вокруг всё было заполнено предметами настолько несочетающимися друг с другом, что даже здесь, на Вернисаже, их соседство казалось диким. Какой-то заспиртованный уродец в банке стоял на одной полке со статуэткой Авалокиты(Авалокитешвара (санскр. Avalokiteśvara IAST, «Владыка взирающий») — в буддизме — бодхисаттва, воплощение бесконечного сострадания всех Будд. Атрибут — веер из хвоста павлина.). Бодхисаттва выдавал себя бесчисленными глазами на ладонях. В лицах обмотанного пуповиной белесого эмбриона и Великого Сострадающего прослеживалось определённое сходство. «1897» — разглядел я на этикетке уродца. На прилавке среди прочего мне попалась на глаза небольшая нефритовая статуэтка буйвола, стоявшая рядом с небольшой скривившейся набок серебряной менорой [8]. На лбу между рогами была вырезана восьмиконечная звёздочка. В глубоких линиях, обозначавших поджатые ноги животного, скопилась коричневатая грязь.

— Вот! — прервал мои наблюдения голос китайца. Он с легким поклоном протягивал Славке небольшой газетный свёрток.

— Спасибо, — голос её по-прежнему звучал глухо. В ответ китаецразразился длинной почтительной тирадой на своём родном языке. Зашуршала газетная бумага. Что-то блеснуло золотисто-зеленоватыми искрами в тонких Славкиных пальцах. Я сделал шаг вперёд. В руках она держала тонкую золотую цепочку, на которой сверкала маленькая хризолитовая капелька.

— Себе вешать. Очень будет хорошо! Всё поможет… — ласково говорил китаец.

Неожиданно я понял: он уже обращается ко мне.

— А вам? Что вам понравится?

Я посмотрел на продавца: он заискивающе улыбался. Между тем глаз его в свете лампы видно не было. Это производило неприятное, гнетущее впечатление. Я опустил взгляд. Восьмиконечная звезда на лбу буйвола. Нефритовый буйвол на несоразмерно большой, широкой и высокой подставке…

Подставке?! У меня похолодели кончики пальцев. Книга! Да нет, не может быть. Два года прошло. Два…

— Бык! Хорошая бык! — сообщил продавец — Нравится бык?

— Что случилось? — шёпотом спросила Славка, обняв меня за плечо. На её груди поблёскивала хризолитовая капля. — Миш, тебя колотит. Что с тобой?

— Книга… — только и смог сказать я.

— Нет! — неожиданно резко сказал китаец — Книга — нельзя!

— А в чём дело? — я постарался придать голосу твёрдость — Почему нельзя?

— Бык можно, — уже спокойнее ответил китаец. — Хорошая бык, можно недорого бык. Книга — нет, нельзя! — он сделал отрицательный жест рукой.

Славка погладила меня по спине, и я почувствовал, как проходит дрожь.

— Но всё-таки, почему нельзя? Если товар на прилавке, значит, — он продаётся… — сказал я уже совершенно спокойно и посмотрел на Славку. Она опустила глаза и взяла меня за руку.

— Нельзя. Книга… Книга… — продавец явно подыскивал слово. — Не ваша. Раньше — можно. Теперь — нельзя. Не ваша.

— Что значит — не моя? Её купили?

— Не расстраивайся! — шепнула мне Славка в самое ухо. — Можетбыть, ещё повезёт…

— Купили! Купили! — радостно согласился китаец. — Хорошие деньги! Купили! До свиданья! — вдруг закончил он фразу.

После тёплой каморки мне показалось, что на улице настала зима. Небо окончательно затянуло облаками. Погода портилась. Утреннее солнце всех обмануло.

Мы быстрым шагом шли к боковому выходу с Вернисажа. Обнявшись. Вернее, Славка обнимала меня. Она что-то спокойно говорила. Не помню, что именно, но её слова звучали как музыка. Тихая, нежная, но очень сильная музыка. Мне даже кажется, она говорила стихами: «Может, это — прямо завтра, То, что будет выше книги? Может, это — прямо завтра? Но пока — никто не знает…»

У меня перед глазами всё ещё стояла последняя увиденная в лавке картина: хозяин — маленький китаец — демонстративно отвернувшись вполоборота, надевает очки и делает вид, что погружается в какой-то конторский кондуит… «Может, это — прямо завтра? Но пока — никто не знает…»

Уже возле самых ворот я почувствовал что-то неладное. Славка остановилась. Две невысокие фигуры преградили нам путь.

— Ты! — я узнал голос одного из азиатов, что торговали пушниной на ступенях между ярусами. Как они все похожи друг на друга! Не заговори он… Я весь напрягся. Сейчас что-то будет…

— Возьми её!

Я уже был готов к самому худшему… Но только не к тому, что произошло дальше. Кочевник опустился на колени и протянул Славке ту же самую рысью шкуру.

— Бери! — приказал второй.

Недобрые голоса, лица без выражения. Они делают то, что — хотят они того или нет — они должны сделать.

— Гунду сараван дуу дуу хум. Бажар аюки сууха [9]!

Я посмотрел на Славку…

* * *

Страница, выскользнув из-под пальца, медленно перевернулась. Двести пятьдесят какая-то. Жидкие осенние сумерки наполняли комнату. И книга почти на середине. Что за книга-то? Биография Григория VII [10]? Ничего себе развлечение. Вспомнить бы хоть строчку…

Постепенно сгустилось ощущение тревоги. Как будто собирался что-то сделать, но забыл, что именно. Что? Надо попытаться вспомнить. Значит так. Пришёл в себя. Резко, словно нажали кнопку. Кстати, а от чего я пришёл в себя? Господи! Ведь звонили в дверь!

Я вскочил. И сразу же навалился страх. Пока мою спину прикрывало кресло — было спокойно. Теперь, без этой поддержки, идти открывать дверь совсем не хотелось. Представилась полутёмная площадка за дверным глазком и сумасшедшая старуха, крадущаяся к моей двери. Мои плечи передёрнуло от страха.

В тишине снова послышался звонок. Славка! То есть, Яра. Она же обещала зайти! Я бросился в прихожую.