Ночь вне закона - Себастьян Фитцек

Месяц спустя

– Это вас.

Доктор Мартин Ротх, психиатр с неожиданно гладким, слишком моложавым для главного врача лицом, хотел передать ей телефонную трубку, но она вдруг испугалась.

Конечно, она была рада услышать чей-то голос помимо голоса терапевта и сокамерников, хотя доктор Ротх не любил, когда она так называла других пациентов. Но ее вдруг охватил сумасшедший ужас: казалось, сто́ит собеседнику на другом конце произнести первое слово, как телефон в руке воспламенится и сожжет ее покрытый шрамами и рубцами череп. Она боялась вспышки огня, который, преодолев барабанную перепонку, доберется до мозга. Безусловно, это было чушью. Но в любом случае не такой большой глупостью, как обычные суеверия, – разумеется, можно разбить зеркало и все равно выиграть в лотерею. И уж точно не такой нелепостью, как фея сна, в которую она долго верила в детстве. Ее мама прибегала к этой замечательной фантазии каждый раз, когда не хотела читать сказку на ночь.

– Если ты прямо сейчас выключишь свет, то фея сна оставит для тебя утром какой-нибудь подарочек под дверью. Можешь пожелать чего-нибудь!

«Шоколадку».

Иногда она желала себе платье принцессы или кукольный дом. Но в основном хотела сладостей, потому что маленькие заказы – это она быстро смекнула – фея иногда исполняла. На большие маминых угрызений совести не хватало.

Если бы мама подошла сейчас к ее больничной кровати в закрытой палате отделения номер 17, поцеловала в нос и спросила, что ей хочется попросить у феи сна, то она, как утопающая, вцепилась бы в мамину спасительную руку и крикнула:

– Я хочу вернуть все назад!

«Ей-богу, я так этого хочу!»

А потом бы заплакала, потому что ей давно уже не пять лет и она слишком большая, чтобы верить в чудеса. Хотя именно сейчас это и было нужно.

Чудо, которое стерло бы все, что она натворила и что в итоге привело к крови, ужасу и отчаянию.

«Только смерть обнуляет счет».

Оц часто повторял ей эту фразу, но, честно говоря, для этой мудрости не требуется много жизненного опыта. Все создано для того, чтобы выйти из строя: холодильник, любовь, рассудок.

Она уже не могла сказать, когда именно лишилась от страха рассудка.

Или все-таки могла? Вероятно, это случилось в день их последнего контакта.

Незадолго до полуночи. Когда Оц, о котором она не знала ничего, кроме этого странного псевдонима, показал ей свое настоящее лицо, не раскрыв при этом, кто же он на самом деле.

– Почему мы не можем это остановить? – спросила она. Уже готовая расплакаться, потому что поняла: Оц никогда и не планировал заканчивать эксперимент по-хорошему. Он использовал ее. Самым ужасным и жестоким образом, как не поступал еще никто и никогда.

– А зачем? – спросил он.

– Потому что так не было запланировано!

– Жизнь нельзя спланировать, детка. Это процесс познания. Она идет своим чередом, а мы наблюдаем.

– Но мы не наблюдатели. Мы создали это.

Оц засмеялся, и она представила, как он покачал невидимой головой.

– У нас была идея. И как уже сказал в своих «Физиках» Дюрренматт: «Все, что человек раз открыл, не может быть больше скрыто». Если мы сейчас остановимся, кто-то другой завершит наш труд.

– Но тогда это будет уже не наша вина.

– Еще как наша. Мы виновны в том, что запустили эксперимент. Если кто-то умрет – а это обязательно случится, – то лишь потому, что мы подали убийцам такую идею. Мы вдохновители зла.

– Но я никогда не хотела этого!

Она так сильно дрожала, что мир вокруг казался смазанным изображением.

– Я не могу с этим жить.

– Боюсь, придется.

– Я тебя умоляю.

– Сделать что?

– Прекратить это.

Он рассмеялся:

– Мы в двух шагах от прорыва. Не могу же я сейчас остановить наш эксперимент. Это как если бы мы выплеснули действующую вакцину, не протестировав ее. Научный coitus interruptus. ^[2]

Вакцина.

Слово навело ее на мысль:

– Тогда давай сделаем как Солк.

– Кто?

– Джонас Солк. Победитель детского полиомиелита. Разработанную им вакцину он сначала протестировал на себе.

Молчание.

Видимо, она ошарашила его этой идеей. Похоже, Оц действительно задумался. Она повторила в тишину:

– Сделай как Солк. Возьми нас в качестве подопытных кроликов.

Когда Оц наконец ответил, она не могла поверить, что он действительно согласился.

– Неплохая идея. Записал.

Она кивнула. С облегчением и все равно в страхе. Который усилился, когда Оц продолжил:

– Твое имя уже в списке.

Ее сердце екнуло.

– А ты? Что насчет тебя?

– Я не могу участвовать.

– Почему?

«Трус! Трусливая свинья!»

– Я не такой, как ты.

– И в чем же отличие? – спросила она.

Кроме честности, теплоты и сердца?

– Мне не хочется умирать, – ответил он и повесил трубку.

И после этого больше не объявлялся.

Игнорировал ее звонки.

И ее крики.

Когда перед ней возник парень с газовым баллончиком.

Когда рядом с ее головой разбилось стекло.

Или когда она орала во все горло, в то время как мужчина с мусорным пакетом на голове пытался ударить ее ножом в глаз.

И все это время Оц был рядом. Наблюдал за ней. Подстерегал. Шпионил. В этом она была уверена.

Так же твердо, как и в том, что не существует никакой феи сна.

И что она никогда уже не сможет покинуть клинику, в которой сейчас находится.

Хотя даже доктор Ротх время от времени смотрел на нее так, словно и правда верил в ее историю о Ночи вне закона.

Или он был просто хорошим актером и оставался при своем мнении.

Разве можно на него за это обижаться?

Она сама едва различала, пережила ли все в действительности, или это просто извращенный ночной кошмар.

– Вас к телефону, – повторил шепотом доктор Ротх, который все еще стоял рядом и о котором она совсем забыла, погрузившись в воспоминания.

Наконец взяла у него трубку, спросила: