Чужая страна - Чарльз Камминг

Жан-Марк Домаль проснулся от детского плача и монотонного призыва на молитву. Было семь часов утра. Очередное жаркое, душное утро в Тунисе. Он открыл глаза, зажмурился от яркого солнца и несколько раз моргнул. Первые несколько секунд он еще не помнил о том ужасном, что случилось, но уже через мгновение реальность накрыла его с головой. Он уставился в беленый, покрытый трещинами потолок и чуть не застонал от отчаяния. Женатый мужчина сорока одного года, с разбитым вдребезги сердцем.

Амелии Уэлдон не было уже шесть дней. Она ушла без объяснений, без предупреждения, без прощальной записки. Буквально только что присматривала за его детьми, готовила им ужин, читала книжки на ночь, а в следующий миг бесследно исчезла. В субботу, на рассвете, жена Жан-Марка, Селин, обнаружила, что комната няни пуста и вещи ее отсутствуют. В шкафу не было чемоданов Амелии, со стен были сняты все ее плакаты и фотографии. Из семейного сейфа, стоявшего в кладовке, пропал паспорт Амелии и ожерелье, которое она отдала Домалям на хранение. Двадцатилетняя англичанка с приметами Амелии не садилась на паром до Европы в порту Хальк-эль-Уэд; женщина по имени Амелия Уэлдон не значилась ни в одном списке пассажиров, вылетавших из Туниса. Она не регистрировалась ни в одной гостинице или хостеле. Никто из студентов и экспатов, с которыми общалась Амелия, понятия не имел, где она может быть. Представляясь обеспокоенным работодателем, Жан-Марк навел справки в британском посольстве, послал телекс в агентство по найму в Париже, которое подобрало им Амелию, и позвонил ее брату в Оксфорд. Никто не мог пролить свет на ее загадочное исчезновение. Единственное, что утешало Жан-Марка, – это что тело Амелии не было обнаружено в одном из темных грязных переулков Туниса или Карфагена. Или что ее не доставили в больницу с острым приступом какой-нибудь болезни. Это отняло бы ее у него навсегда. Женщина, благодаря которой он познал утонченные муки запретной любви, ставшая для него наваждением, испарилась, словно туман в ночи.

Дети продолжали кричать. Жан-Марк откинул белую простыню, которой накрывался, сел в кровати и потер ноющую поясницу.

– Тибо, говорю тебе в последний раз, – донесся снизу раздраженный голос Селин. – Ты не будешь смотреть мультфильмы до тех пор, пока не закончишь завтракать.

Жан-Марк еле сдержался, чтобы не сбежать вниз и от души не отшлепать сына по попке, обтянутой пижамными шортами с Астериксом. Сделав над собой усилие, он осушил полупустой стакан с водой, стоявший на прикроватной тумбочке, раздвинул занавески и вышел на балкон второго этажа. Поверх крыш Ла-Марсы взглянул на море. Далеко у линии горизонта с запада на восток двигался танкер; он был в двух днях пути от Суэца. Может быть, Амелия уплыла на частной яхте? Гуттман как раз держал в Хаммамете яхту. Гуттман – богатый американский еврей, с огромными связями; поговаривали, что он имеет какое-то отношение к МОССАДу. Жан-Марк прекрасно видел, как он смотрел на Амелию. Этот человек, равнодушный абсолютно ко всему на свете, теперь, видимо, желал получить ее в качестве приза. Неужели это он забрал ее у Жан-Марка? У него не было оснований для ревности; лишь страх оказаться в унизительном положении рогоносца.

Все его тело онемело от недостатка сна. Из соседнего сада доносился запах свежеиспеченного хлеба. Жан-Марк уселся на пластмассовый стул и заметил почти пустую пачку Mars Légère. Он вытащил одну сигарету и закурил, закашлявшись от первой утренней затяжки.

В спальне раздались шаги. Детский плач прекратился. В дверях балкона появилась Селин.

– Ты встал, – заметила она таким тоном, что Жан-Марк возненавидел ее еще больше. Он знал, что Селин винит в произошедшем именно его. Но правды она, конечно, не знала. Если бы она догадывалась, что именно связывало Амелию и Жан-Марка, возможно, теперь даже утешила бы его в горе. В конце концов, ее собственный отец, оставаясь женатым на матери, сменил десятки любовниц. Интересно, почему она просто не уволила Амелию? Тогда он хотя бы не страдал, как сейчас. На секунду Жан-Марк подумал, что Селин специально оставила Амелию в доме с целью помучить его.

– Я встал, – наконец ответил он.

Но Селин уже ушла принимать свой ритуальный ледяной душ, растирать жесткой щеткой измененное беременностью и родами тело. Теперь оно вызывало у него только отвращение. Жан-Марк затушил сигарету, вернулся в спальню, подобрал с пола свой скомканный халат и спустился в кухню.

Фатима, одна из двух служанок, предоставленных Домалям вместе с домом французскими работодателями Жан-Марка, надевала фартук. Не обращая на нее внимания, он взял с плиты кофейник и сделал себе кафе-о-лэ. Тибо и Лола хихикали над чем-то в соседней комнате, но сейчас ему не хотелось их видеть. Жан-Марк заперся в своем кабинете, сел за стол и стал прихлебывать кофе из большой чашки. Каждая комната, каждая деталь, каждый запах в этом доме был связан с Амелией. В этом кабинете они впервые поцеловались. Под олеандровыми деревьями позади дома, что виднелись сейчас из окна, они в первый раз занялись любовью. Поздней ночью, когда Селин крепко спала. Жан-Марк здорово рисковал, выскальзывая из супружеской кровати в два-три часа утра, чтобы быть с Амелией, обнимать ее, трогать, целовать, мять ее податливое тело, от которого он пьянел как от вина. Это было так глупо, что он чуть не рассмеялся вслух. Да он просто романтический, исполненный жалостью к самому себе идиот. Сколько раз он хотел признаться во всем Селин! Описать ей каждую деталь их романа с Амелией. Номера в отелях Туниса, где они встречались. Пять дней в Сфаксе, что они провели вместе – пока Селин с детьми была в Боне. Жан-Марк прекрасно понимал, что ему нравится обманывать Селин. Он всегда это знал. Это была своего рода месть за их скучную, пресную семейную жизнь. Ложь помогала ему сохранить рассудок. Амелия тоже это понимала. Возможно, это их и связало – общая любовь к обману. Жан-Марка поражало умение Амелии заметать следы, ее хитроумные уловки; у Селин ни разу не появилось и тени подозрения. Он вспомнил якобы невинные разговоры за завтраком – «Спасибо, я спала очень хорошо!», подчеркнутое равнодушие Амелии к нему, Жан-Марку, в присутствии Селин. Именно Амелия предложила ему платить за номера в отелях наличными, чтобы это не отразилось в банковских счетах. Когда они стали встречаться, она прекратила пользоваться духами, чтобы аромат Hermès Calèche не проник в супружескую постель. Жан-Марк не сомневался, что она получала огромное удовольствие от этих порочных игр.