Вызовите акушерку - Дженнифер Уорф Страница 46

– Мне было ужасно одиноко – как никогда в жизни. В Ирландии, строя планы отправиться в Лондон, я была так взбудоражена. Путешествие казалось захватывающим, ведь я плыла в прекрасный город Лондон и не чувствовала себя одинокой, витая в мечтах. Но когда я добралась досюда, то поняла, что не знаю, что делать.

Кто сказал: «Лучше ехать и надеяться, чем приезжать»? Полагаю, все мы испытывали нечто подобное в той или иной степени.

Мэри купила шоколадку в табачном киоске и побрела по запруженной дороге. В то время Коммершиал-роуд и Ист-Индия-Док-роуд считались самыми оживлёнными дорогами в Европе, потому что порт Лондона был самым оживлённым портом в Европе. Непрерывный поток грузовиков изумил и испугал Мэри. В Дублине по сравнению с Лондоном было тихо, как в деревне. Пронзительный визг сирены чуть не довёл её до сердечного приступа, а потом она увидела, как тысячи людей выливаются из ворот доков. Девушка распласталась вдоль стены, а они всё проходили, болтая, смеясь, ссорясь, крича и разговаривая друг с другом. Но ни один из них не заговорил с застенчивой маленькой фигуркой в проходе. На самом деле, вряд ли её даже заметили. Мэри рассказывала:

– Я чуть не плакала от одиночества. Хотелось крикнуть: «Я здесь, рядом с вами! Подойдите и поздоровайтесь со мной. Я проделала долгий путь, чтобы очутиться здесь».

Ей не особо понравилась Коммершиал-роуд, поэтому она свернула на боковую улицу, где увидела играющих детей. Мэри и сама была почти что ребёнком, но они не приняли её в игру. Она пошла дальше, пока не очутилась у канала, проходящего под мостом Стинкхаус на пути к докам. Было приятно стоять у моста, глядя на воду, и она всё стояла и стояла, наблюдая за водяной крысой, высовывавшейся из своей норы и прятавшейся обратно, и удлинявшимися тенями.

– Я просто не знала, что делать дальше. Мне не было холодно, потому что стояло лето, не хотелось есть, потому что милый дальнобойщик накормил меня сосисками с картошкой. Но я чувствовала себя такой пустой внутри и чуть ли не до боли хотела, чтобы кто-нибудь со мной поговорил.

Наступила ночь. Мэри негде было переночевать, и не было денег снять жильё. Впрочем, она уже столько ночей провела под открытым небом, что это её не беспокоило. В то время по всему Ист-Энду стояли разбомбленные дома, и она присмотрела один себе для ночлега. Однако её выбор оказался неудачным.

– Меня разбудил страшный шум. Мужчины кричали и дрались, ругались и бранились. В лунном свете я видела ножи и какие-то вспышки. Я залезла поглубже в дыру, в которой спала, и спряталась под какими-то вонючими мешками. И сидела тихо, неподвижно, едва дыша. Затем услышала полицейские свистки и лай собак. Я испугалась, что собаки унюхают меня, но всё обошлось. Возможно, мешки, под которыми я пряталась, пахли так плохо, что они не могли унюхать ничего другого.

Мэри хихикнула. Я – нет. Моё сердце было слишком переполнено другими чувствами.

Она, видимо, наткнулась на разбомбленный дом, в котором частенько пировали пьяницы. Когда полиция зачистила место, Мэри выползла и провела остаток ночи на канале.

Следующий день прошёл так же, как и предыдущий, – она просто бродила по Степни вдоль Коммершиал-роуд, не зная, что делать.

– Вокруг была куча автобусов, и я подумала, может, мне сесть на один и куда-нибудь уехать – мне совсем не нравилось то место, где я находилась. Но спереди у них были написаны названия вроде Уоппинга, Баркинга, Майл-Энда и Кингс-Кросса, а я не имела не малейшего представления, где это. Я так хотела попасть в Лондон, и дальнобойщик сказал, что это Лондон, когда меня высаживал, так что я не стала садиться на автобус, потому что не знала, куда приеду.

Прошло ещё два дня. Одна-одинёшенька, она ни с кем так и не заговорила и по-прежнему ночевала на канале. На третий вечер Мэри потратила последние гроши на сосиску в тесте. В свой четвёртый день в Лондоне ей пришлось бы голодать, если бы она не заметила на кладбище старушку, кормящую воробьёв хлебными крошками.

– Я подождала, пока старушка уйдёт, потом разогнала птиц и, ползая на коленях, собрала крошки в подол. Светило солнце, деревья были такие симпатичные. Я даже увидела белочку. Усевшись на траве, я съела все крошки. На вкус – ничего. На следующий день я снова пошла на кладбище, думая, что и старушка придёт покормить птиц. Но она не пришла. Я прождала весь день, но она так и не появилась.

Вечером Мэри нашла какие-то объедки в мусорном баке.

Пока она говорила, я ломала голову, почему эта смышлёная девушка, которой хватило находчивости и предприимчивости спланировать путешествие из Дублина, не вела себя более изобретательно и предусмотрительно, приехав в Лондон. Она могла бы пойти в полицию, католическую церковь, Армию спасения, МЖХА и другие подобные места, где бы ей помогли, приютили её, вероятно, нашли бы работу. Однако такой план действий, казалось, не приходил ей в голову. Возможно, это случилось бы, пройди ещё немного времени. Но вместо этого она встретила Закира.

– Я глядела в окно пекарни, нюхала хлеб и думала, чего бы я только ни отдала, чтобы его получить. Он подошёл, встал рядом со мной и спросил: «Хочешь сигаретку?» После дальнобойщика он был первым человеком, который со мной заговорил. Было так приятно, что кто-то мне что-то сказал, но я не курю. Тогда он поинтересовался: «Может, тогда хочешь что-нибудь съесть?» – и я ответила: «Ещё как хочу». Он посмотрел на меня и улыбнулся такой милой улыбкой. Его зубы сияли белизной, а глаза были такими добрыми. У него были такие красивые тёмно-карие глаза. Я полюбила эти глаза в то же мгновение, когда впервые заглянула в них. Он сказал: «Пойдём-ка возьмём по рулету. Я тоже голодный. А потом пойдём на канал и съедим их там». Мы вошли в магазин, и он купил рулетов с разными начинками, и фруктовые пироги, и даже шоколадный торт. Рядом с ним я чувствовала себя такой неряхой, ведь я давно не мылась и не меняла одежду, а он выглядел изящным и нарядным и даже носил золотую цепочку.

Они уселись на траву на берегу канала, прислонившись к стене, глядя на проплывающие барки. Мэрии сказала, что лишилась дара речи. Она была потрясена добротой этого красивого юноши, которому она, казалось, нравилась, и не могла придумать, что сказать, хотя четыре или даже пять дней так тосковала по кому-нибудь, с кем можно поговорить.

– Он постоянно болтал, смеялся, бросал хлеб воробьям и голубям, называя их «мои друзья». Я подумала, что тот, кто дружит с птицами, должен быть очень милым. Иногда я не могла толком его понять, но вы же знаете, английский акцент отличается от ирландского. Он сказал, что работает закупщиком у своего дяди, владельца отличного кафе на Кейбл-стрит и продавца лучшей еды в Лондоне.

Наш обед получился просто замечательным, там, на берегу, под солнцем. Рулеты были объедение, яблочные пироги – тоже, а шоколадный торт – просто неземной.

Откинувшись на каменную стену, Мэри удовлетворённо вздохнула. Когда же она вновь открыла глаза, солнце уже закатилось за здание склада, а на ней был его пиджак. И девушка обнаружила, что привалилась к его плечу.

– Когда я проснулась, он обнимал меня сильной рукой и смотрел своими красивыми глазами. Он погладил меня по щеке и сказал: «Ты на славу поспала. Пойдём, уже поздно. Отведу-ка я тебя лучше домой. Твои мать с отцом разволнуются, что с тобой приключилось».