Потомки - Кауи Харт Хеммингс Страница 45

Он живет как раз под нами. Прилетел в командировку и остановился в одном из домиков на берегу залива, которые видно с нашего балкона. В его офисе сказали, что он здесь. Почему здесь, а не у постели моей жены? А почему я здесь?

Я стою на балконе и смотрю вниз, на берег, потом решаю надеть костюм и пойти на пляж. Поищу там своих девчонок. Поищу любовника жены и, возможно, искупаюсь и покатаюсь на гребне волны, как делал когда-то в мальчишеские годы.

Девчонки и Сид загорают возле мола. Скотти лежит на полотенце, аккуратно вытянув ноги и повернув лицо к солнцу, а мне хочется, чтобы она плескалась в воде. Не нужно ей так много времени проводить на солнце. Я встаю так, чтобы на нее упала тень:

— Хватит лежать, Скотти. Иди поиграй в мяч, займись чем-нибудь.

Она взмахивает рукой:

— Я хочу загорать.

— А где твой альбом? Почему ты его забросила?

— Дурацкое занятие.

— Ничего подобного, — говорю я. — Это было здорово. Мне твой альбом нравился.

Со Скотти что-то не так. Наконец я понимаю, в чем дело, — ее груди. У Скотти выросли огромные груди. Присмотревшись, я вижу, что это шары из мокрого песка, которые она затолкала себе в купальник.

— А это что такое? — спрашиваю я. — Скотти, что с твоим купальником?

Она прикрывает глаза от солнца и смотрит на свою грудь.

— Это пляжные сиськи, — говорит она.

— Немедленно убери, — командую я. — Алекс, почему ты ей такое позволяешь?

Алекс лежит на животе, с развязанными тесемками лифчика. Она приподнимает голову и смотрит на Скотти:

— Я не видела. Вытряхни песок, дуреха.

Сид тоже приподнимает голову.

— Ну, не скажите, — говорит он. — Большие сиськи — самое то.

— Биби говорит, — замечает Алекс, — что мужики от больших сисек балдеют. Сид у нас как раз такой. Обожает большие сиськи.

— А кто это — Биби? — спрашивает Скотти, вытряхивая из купальника песок.

— Персонаж из «Южного парка», — отвечает Сид. — Между прочим, Алекс, маленькие сиськи мне тоже нравятся. Я за равноправие во всех отношениях.

— Займись своим альбомом, Скотти, — говорю я. — Я хочу, чтобы ты его закончила, тебе же нужно будет принести его в школу.

Хорошо видно, что мои слова на Скотти не действуют. Заниматься альбомом — значит снова вернуться в детство, а ей этого уже не хочется. И я понимаю, что причиной этому Алекс.

— Как дела? — спрашивает меня Алекс.

— Неплохо, — отвечаю я. — Он здесь, в Ханалеи.

Я показываю на ряды зеленых садов, тянущихся вдоль побережья.

— Кто — он? — спрашивает Скотти.

— Мамин приятель, о котором я тебе рассказывала, — отвечает Алекс.

— Комедийный актер?

— Да, — отвечает Алекс, бросив на меня быстрый взгляд. — Комедийный актер.

— Как интересно, Алекс. — замечаю я. — Девочки, хотите искупаться?

— Нет, — дружно отвечают они.

— А прогуляться? Вдруг мы встретим того актера?

— Нет, — отвечает Скотти.

Лежа на животе, Алекс завязывает лифчик и встает.

— Я пойду с тобой, — говорит она.

— Я как раз собиралась сказать, что передумала и тоже хочу прогуляться, — тут же заявляет Скотти и встает. Из-под ее купальника струйкой бежит песок. Сид вскакивает и бодает головой воздух.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я.

— Ничего, просто встряхиваюсь. — Он по-свойски толкает меня в спину, потом делает захват за шею и ерошит мне волосы. — Все-таки вы его нашли. — говорит он. — Отличная работа.

Я отталкиваю его и качаю головой:

— Странный ты парень.

С этими словами я направляюсь прочь от пирса. Троица ребят следует за мной. Я чувствую себя мамашей-уткой во главе выводка.

Мы идем туда, где заканчиваются дома и течение гонит встречные волны, и они, сталкиваясь с откатывающейся волной, взлетают веером брызг, словно гейзеры. Мы смотрим на волны, затем Скотти говорит:

— Жаль, что с нами нет мамы.

Я думаю о том же. Наверное, это и есть любовь, думаю я, когда видишь что-то интересное и хочешь, чтобы рядом с тобой находился любимый человек. Я каждый день старался запомнить все анекдоты, занятные истории и сплетни, даже репетировал, чтобы вечером в спальне рассказать их Джоани.

Темнеет, и я начинаю опасаться, что мы его уже не найдем, что я уже ничего не смогу для нее сделать. Даже сейчас, разве не должны мы сидеть у ее постели, окаменев от горя? Как мы могли спокойно отправиться на прогулку? Я невольно думаю о том, что мы до сих лор не можем поверить в то, что случилось; мы так привыкли, что нас оберегают, что мы живем себе и горя не знаем. Мне совестно перед Скотти, потому что она до сих пор не понимает, что происходит с матерью.

— А мы будем плавать с акулами? — спрашивает Скотти. — Я читала в рекламе отеля: тебя сажают в клетку и погружают в воду, а потом начинают кидать приманку, и акулы приплывают и кружатся возле клетки, а ты на них смотришь. Будем?

— Однажды за твоей мамой гналась акула, — говорю я.

— Когда? — спрашивает Алекс.

Мы поворачиваем в обратную сторону. Сид тащится сзади, дымя сигаретой.

— Она каталась на серфе в Молокаи и, когда поднялась на волну, увидела внизу акулу. Тогда она легла на живот, чтобы не упасть, и на той же волне поплыла к берегу.

— Откуда она узнала, что это акула, а не дельфин? — спрашивает Скотти.

— Узнала, и все, — отвечаю я. — Она говорила, что тело у нее было широкое и темное. Потом волна ушла. Мама продолжала грести. Она смотрела в воду, оглядывалась, но акулы не видела. А потом оглянулась назад и увидела острый плавник.

Становится так тихо, что я оглядываюсь проверить, здесь ли они. Да, обе стоят у меня за спиной, опустив голову и ковыряя ногой мокрый песок.

— Мама изо всех сил гребла к берегу, не оглядываясь. Но плыла не в сторону нашего лагеря, а к каменистой косе, прямо на камни.

— А акула слопала мамин серф!

— Нет. Скотти, акулы она больше не видела. Она вскарабкалась на камни и пошла к лагерю. В тот вечер у нас на ужин была рыба, и ваша мама, уплетая тунца, призналась мне и Митчеллам: «Сегодня я могла остаться без ужина, зато кое-кто поужинал бы мною» — и рассказала нам, что с ней случилось.