Монах из Мохи - Дэйв Эггерс Страница 44

– Только сортировщицам не говори, – предостерег Нуридин.

Йеменцы суеверны – если хоть одна сортировщица испугается истории про шайтана в магазине, остальные не уйдут с фабрики Зафира, где никаких шайтанов не водится. Поэтому Мохтар ничего им не сказал.

Он снял этот магазин и два соседних и снес между ними стены. Обустроил зону отдыха с диванами, кофейным столиком и ковром. Предложил Амаль и другим сортировщицам зарплату вдвое выше, чем у Зафира, и в один прекрасный день шестнадцать сортировщиц ушли от Зафира и явились к Мохтару.

Мохтар встретил их церемонно. Он в жизни никого не нанимал, но кое-чего нахватался в прогрессивных калифорнийских компаниях, где работали его друзья. Он запланировал день знакомства. Подал кофе, сок, пирожные, собрал шестнадцать женщин и попросил их сесть в круг. Все они были в никабах. Мохтар видел только глаза.

– Я хочу познакомиться с каждой из вас, – сказал он и в их глазах прочел, что все это очень необычно. – Давайте по кругу: скажите, как вас зовут, откуда вы, ну и для разгона – на какую еду вы похожи и почему.

Женщины не поняли. С чего это они – еда? Зачем работодателю знать такие вещи? Двадцать минут Мохтар объяснял суть концепции. В итоге от одной женщины удалось добиться, что, будь она едой, она была бы зеленым яблоком. Женщину звали Ум-Рияд, это значит «мать Рияда». Она была старше всех и явно храбрее, прямолинейнее.

– Почему зеленым яблоком? – спросил Мохтар.

– Зеленые яблоки бывают сладкие, а бывают кислые, – ответила она. – Вот и я такая же. Иногда сладкая. Иногда кислая. От настроения зависит.

Остальные женщины робко засмеялись.

– Очень хорошо! – сказал Мохтар.

Но когда настала очередь следующей женщины, она сказала, что зеленое яблоко похоже и на нее. И следующая тоже сказала, что она как зеленое яблоко. Они так и не поняли концепцию и предпочли копировать друг друга, не рискуя шагнуть в неведомое.

Но Мохтар хотя бы выяснил, как их зовут и откуда они родом, и всех удивил, доказав, что их родные места для него не совершенно темный лес. Они-то думали, далекие районы Йемена для Мохтара – просто слова, но он объездил все тридцать два кофейных региона и неплохо знал страну.

Алам сказала, что приехала из Утмы.

– Я там был, – сказал Мохтар. – Гуавы у вас потрясающие.

Ум-Рияд сказала, что приехала из Бани Исмаил.

– Я там был, – сказал Мохтар. – У вас такие обезьянки стаями бродят.

Багдад сказала, что приехала из Хаймы.

Из внешней или внутренней? – спросил Мохтар. Багдад как будто изумилась, что он вообще знает Хайму. Ответила, что из внешней.

– Аль-Маджар?

– Южнее, – сказала она.

– Бейт Алель, может? Бейт аль-Забадани?

– Почти попал.

– Аль-Асан? – наугад спросил он.

– Да! – сказала она.

Все зааплодировали.

Мохтар открыл ноутбук и показал им фотографии из своих разъездов по Йемену. Женщины сгрудились вокруг, не веря глазам. Они и не знали, до чего разнообразен Йемен, до чего прекрасен.

Спустя несколько часов Мохтар уже отчасти понимал, с кем имеет дело, хотя видел только глаза. На фабрике Зафира сортировочный цех располагался в большом зале открытой планировки, и женщинам приходилось носить никабы с утра до ночи – неудобно и непрактично, если целыми днями сортировать ягоды в помещении без кондиционера.

Мохтар хотел это исправить. В людном районе Саны не откроешь компанию, где шестнадцать женщин будут сидеть непокрытыми на виду у прохожих, – йеменские обычаи бесили Мохтара, но не годится рисковать целым бизнесом, только чтобы выступить против традиционной женской одежды. Пока что необходим компромисс. Мохтар перестроил цех так, чтобы получился просторный зал с высокими стенами и дверью, которая запиралась изнутри. Сортировщицы сами решают, кому и когда туда входить, а оставшись одни, могут снимать никабы и вообще одеваться и вести себя как хотят.

Мохтар вспоминал, какие правила хотел бы изменить в «Инфинити». Он бесплатно кормил сотрудниц завтраком и обедом. Бесплатный вайфай, транспорт на работу и с работы. Первого мая он дал сортировщицам выходной и поставил им музыкальный центр, который подключался к их смартфонам.

– За работой делайте что хотите, – сказал он им. – Вы – моя золотая команда.

Его переполняло великодушие – он воображал, как у них сложится плюс-минус калифорнийское предприятие, либеральное и эгалитарное, в их собственном пространстве.

Но в первые дни, пока Мохтар обучал сортировщиц, они неловко мялись, и хотя аудиотехника у них была, всякий раз, проходя мимо цеха, он слышал тишину. Он обустроил гостиную с диванами и молельным местом. Все равно ничего.

А спустя неделю он кое-что услышал. Он собирался в «Райян», и тут из сортировочного цеха донесся низкий басовый гул. Женщины заперлись изнутри, и Мохтар, стоя под дверью, узнал песню. Играла Yeah! Ашера ^[16].

С тех пор музыка в сортировочном цехе не умолкала. Иногда народная йеменская. Иногда Кэти Перри – женщины особенно любили Roar ^[17]. Нередко подпевали.

– Вы перед моим лицом, – сказал им Мохтар.

Он сказал им так в первый же день и повторял на каждом собрании – всякий раз, когда хотел напомнить, как они для него важны. Придя работать к нему, они многим рискнули, и он этого не забудет.

– Вы перед моим лицом, – что ни день повторял он.

Это старая йеменская поговорка, ее сложно перевести. Так говоришь тем, кого любишь, так говоришь друзьям и при этом показываешь на свое лицо. Это значит, те, на кого ты сейчас смотришь, всегда у тебя перед глазами. Твоя первая мысль – о них.

Книга IV

Глава 28
Бедлам