Дом ангелов - Паскаль Брюкнер Страница 36

— Мсье Дампьер, у меня хорошие новости, вы свободны.

— Как?

— На пустыре близ Венсенского леса, возле Порт-Доре, нашли девочку, задушенную тем же способом. То же орудие убийства, электрический провод, каким задушили Фредерика Делавуа. Смерть наступила через два дня после убийства бродяги. Это снимает с вас подозрения, так как в это время вы уже находились под арестом.

— Кто эта девочка?

— Цыганочка из табора, лет двенадцати-тринадцати, не больше.

— Как ее зовут?

— В том-то и дело, что никак не зовут, у нее были только клички. Дайте глянуть в досье. Ее знали под множеством прозвищ: Гудеа, Эппл, Одеон, Грасия, Самсунг. И вот еще: Мария Каллас.

— О нет, только не она…

— А что, вы ее знаете?

— Конечно, она бывала в «Доме ангелов». Поверить не могу, нет, этого не может быть. Кто мог это сделать? Вы уверены? Проверьте. Мария Каллас, как певица?

— Есть предположение, что она была свидетельницей убийства бомжа и ее убили, чтобы не болтала лишнего. Задушили ее через два дня, вы были уже в тюрьме. Ее тело было наспех прикрыто ветками в трехстах метрах от места первого преступления. Ее нашли прохожие, привлеченные лаем собаки.

Антонен обхватил голову руками, потом вдруг поднял ее, просияв, точно его осенила гениальная идея:

— А если… если я скажу, что это я ее убил, как вы думаете, мне поверят?

Во взгляде юного адвоката промелькнула печаль: он мечтал о гениальных мошенниках, об отважных гангстерах, а ему достался жалкий мифоман!

— Вы и вправду больны, старина, с головой не дружите. Большинство подозреваемых кричат о своей невиновности, вы же берете на себя все преступления. За что только коллегия подсунула мне такого идиота?

Назавтра Антонена выпустили, вернее, с позором вышвырнули на улицу: он только запутал дело и следователи потеряли из-за него драгоценные дни. Сокамерники свистели ему вслед. Он присвоил себе титул, которого не заслуживал. Мадам де Отлюс, вызванная в качестве свидетельницы, подтвердила, что ее бывший сотрудник психически неустойчив и склонен к насилию. Но на действия она считала его неспособным. Он — жалкий, бесхарактерный тип.

Это подкосило Антонена.

Тюрьма могла бы его спасти — свобода доконала.

Он потерял двух людей, имевших для него значение — трогательного бродягу Фредо и Марию Каллас, веселую кроху, которую ему хотелось спасти от нищеты. А мадам де Отлюс, его муза и вдохновительница, с презрением отвернулась от него.

Несколько дней он бродил по Большим бульварам, питаясь из мусорных контейнеров, ставших для него настоящим рогом изобилия. Он подбирал фрукты, в основном бананы, слегка почерневшие, но вполне съедобные. Ошивался вечерами у ресторанов и магазинчиков, поджидая ящики с неликвидом и оспаривая их содержимое у таких же бродяжек. Он довольствовался объедками, очистками, требухой и обрезками протухшего мяса. Однажды в метро, на линии 4, молодой человек в хорошем костюме обратился к пассажирам:

— Здравствуйте, я хорошо зарабатываю на жизнь, ни в чем не нуждаюсь, провожу отпуск на Лазурном берегу летом, в Альпах зимой. Я собственник моей квартиры, не имею детей на иждивении, ужинаю каждый день в ресторане. Если вы так глупы, чтобы дать мне один-два евро, я, пожалуй, соберу. Заранее спасибо.

Пассажиры зааплодировали, щедро зазвенела мелочь. Антонена эта тирада привела в ужас.

И тогда он скрылся в подземельях города. Добрые люди подсказали ему, как спуститься в канализацию, — через незакрытый люк на улице Шарль-Фурье в XIII округе, возле приюта «Крошка хлеба», где он провел несколько ночей. Под блестящей поверхностью Парижа, под его оживленными улицами существует сложнейшая сеть подземелий, лабиринт линий метро и катакомб, переплетение газовых труб, телефонных и электрических проводов. А еще ниже, под этим лабиринтом коридоров и туннелей, раскинулся колоссальным полипом целый пейзаж провалов и проемов, настоящий муравейник, не нанесенный на карты, каменные бездны, темные пещеры с узкими горловинами, подземные озера, промытые в известняке, гипсе, песчанике. Париж похож на чемоданчик фокусника или контрабандиста, это город с двойным, с тройным дном. В этом царстве теней живут призраки-полулюди, пещерные дикари, враждующие племена и одиночки, бежавшие от мира. Украв фонарик, Антонен неделю блуждал по городскому нутру, боясь, что его раздавит бремя темноты. Он шлепал в грязи, ориентируясь по надписям на каждом ответвлении коллектора, день был под собором Парижской Богоматери, другой под Оперой. Увидев полустертую табличку «Вандомская площадь», он сказал себе: надо же, я ночую в «Ритце». Он наблюдал издалека за бригадами рабочих, одетых, как водолазы, в тяжелые сапоги до бедер, в дыхательных масках, и видел в них воплощение своих замыслов: они прочищали трубы от сточных вод, грязи, тяжелых металлов. Он тоже хотел вычистить мир от дерьма, он провозгласил себя Великим Ассенизатором, Принцем Уборки — и вот теперь копошился, как червь, под землей. Он встречал диковинную фауну: огромных крыс, тысячи тараканов, от полчищ которых, казалось, колыхались стены, пауков, летучих мышей, мертвыми плодами висевших под потолком.

Очень скоро он не выдержал зловонных испарений: ему казалось, что он окунулся в выгребную яму парижан. Окончательно потеряв голову в этом лабиринте, он выбрался на воздух через выход под мостом Альма, открытый для посетителей, проскочив между двумя группами. Гигантский кишечник Парижа исторг его как тошнотворный экскремент — каковым он и был. Заросшее грязное существо, распространявшее трупный запах, — вот чем он стал теперь. На время он нашел приют на Монмартрском кладбище, в конце улицы Клиньянкур: перебирался ночью через ограды и спал в мавзолеях, под защитой от ветра, но не от стужи и заморозков. Он делил с покойниками их жилище, но еще не был столь нечувствителен к тяготам и вынослив к холоду. В конце концов он спустился на станции метро, которые Управление городского транспорта превращает на зиму в коллективные дортуары. На каменных перронах, как скот, спали люди. Устав от этого отребья, слишком похожего на него самого, Антонен облюбовал пустой уголок на станции «Круа-Руж», заброшенной с незапамятных времен, подобно другим станциям-призракам, «Аксо», например, или «Молитор». Это помещение арендовали иногда для киносъемок, в 2008 году там устроили выставку эротических рисунков, которую пассажиры видели мельком из окон, шарахаясь от невероятных поз на этих фресках. Стены были исписаны гигантскими граффити, пол засыпан осколками стекла, всевозможными отбросами, пластиковыми, металлическими, картонными, которые грызли крысы. Он нашел в туннеле на запасном пути маленькую нишу метра два глубиной, служившую для хранения инструментов, и устроился в ней. Шум проходящих поездов убаюкивал Антонена. Машины везли пассажиров к механическому апокалипсису, взвывая и скрипя колесами на поворотах, уносились с такой скоростью, что он едва успевал различить прижатые к стеклам лица, покачивающиеся вправо-влево тела. Он забился под землю, стал ископаемым существом и, точно святой в алькове, свернувшись клубочком, ждал смерти.