Натурщица Коллонтай - Григорий Ряжский Страница 36

Один остановил в коридоре недавно, за руку взял, палец к губам своим приставил, и смотрит глазами в глаза, испытывает на проверку меня к нему. Просто жгёт насквозь и шумно так дышит верблюдом, предъявляет мне свою страсть, как игру затеял, высокохудожественную заманку.

Я подождала маленько, тоже без слов со своей стороны, и говорю ему, молчуну усатому-бородатому-бес-в-ребро.

Я:

— Если на девушку долго смотреть, то можно увидеть, как она выйдет замуж.

Он палец вниз ото рта отнял, и рот даже приоткрыл от моей остроумной неожиданности.

А я пошла дальше по коридору, в первый раз довольная, как ловко получилось не поддаться.

Короче, держусь пока. Потому что с Лео жизнь у меня идёт, в общем, без особых уклонов и колебаний. Он как крутился около меня колбасой, так и продолжает лелеять и придыхать вокруг.

Отношения наши постельные, как ни печально мне тебе про это рассказывать, постепенно спали почти что к нулевой отметке. Ему в этом году уже за шестьдесят один, и штык его притупился, думаю, уже бесповоротно. Как мужчина он и раньше особенно не выделялся повышенной силой и неутомимостью, как Пашенька мой бывший, и этот самый штык его больше стал напоминать теперь штырёк, вылепленный из перезрелой арбузной мякоти. Но зато сам он всегда обеспечивал домашнюю красоту и довольствие на самом повышенном уровне нашего быта.

Его пока оставили при должности, советник-посланник называется, и с машиной, и всё такое, но говорит, скоро, не исключено, проводят на заслуженный отдых. У них там, в иностранном ведомстве, такая, говорит, страшенная конкуренция за всякое высокое место, что только держись и не падай.

А сейчас особенно неприглядная картина началась, говорит, из-за событий в дружественной Чехословакии. Из-за танков, которые ввели туда советские войска и подавили восстание предателей и противников жизни при социализме. Многие полетели у них с высотки, с постов своих насиженных, что не углядели, наверно, за безобразиями, творящимися в соцлагере и его округе. Но сыну, говорит, моему пока ничего не грозит, потому что сын его накрепко повязан, как я поняла не из прямых его слов, а по глазам и по намёкам на потустороннее, с органами нашей безопасности, и такие места всегда надёжно охраняются партией и правительством — так что не сдвинуть с насиженных мест никого у них.

Дальше, бабушка, про насущное, про отношения как с супругом.

Пару лет назад, когда у него отступление в физическом отношении началось, я — если только это между нами — попыталась восполнить пробел в удовлетворении мужчиной, через Пашу снова, как ты понимаешь, больше было не через кого пока ещё. Знаешь, ведь как бы там ни было, лучше и сильней ощущений за всё это время не было у меня от никого как от него, несмотря и на ногу с протезом, и на недостаток руки его, и что уже расстались, и что говорить, по крупному счёту, стало больше не о чем, кроме Мишеньки нашего.

Он, конечно, могучий и сделан для меня, как по спецзаказу. Но как ни приду, то Есфирь там, почти всегда мелькает на узких метрах, хотя и беспокойная по ребёнку как никто. То кормить надо, мне же самой и ни до чего другого уже. То она там с маленьким одна, а сам на работе.

Деньги от Лео передам на жизнь им и на заботу, с Мишенькой моим погугукаю, покуськаюсь, поласкаюсь и ухожу, чтобы не тереться одна об другую на этих несчастных метрах.

Как подумаю, о господи ты моё, как же я тут сама-то проживала раньше, в убожестве этом и неприглядстве! Это, знаешь, как будто тебя из терема с резными окошками вынули и разом в выгребную яму окунули, а потом долго-долго ещё приходится оттирать тело от прикипевшей корки. Хуже только в башкирском Давлеканово было, там вообще только угол был у нас, даже не отдельные метры. И уборная на дворе. Представляешь, какой у меня получился разлёт в ощущениях. Мне даже порой всё это представляется неслучайным, что жизнь провела меня такими заковыристыми тропками: через эвакуацию, через стонущую маму за шкафом с инвалидом, через рак её зоба, через её же снова инвалида, но уже в паре со мной, через дипломатские апартаменты напротив моей конюшни, через гармонический мир художеств и искусств, через Мишеньку моего, наконец, хотя и не в полной материнской мере, но всё же своё дитя, рождённое в любви и страсти.

Написала и засомневалась, насчёт любви и страсти — просто под горячую руку попало, не обижайся. Так ведь и не понимаю я, чей он, Мишенька, от кого, от чьей из них двоих страсти. Сейчас, когда эту часть строчу, время прошло, но только никаких внятных признаков напоминания внешности и лица Леонтий Петровича или Паши не проглядывается. Оба они больше тёмные, чем я, оба среднего роста, оба без ярко выраженных особенностей строения своей анатомии. А об остальном говорить и рассуждать пока рановато, не набрал сынок мой ещё нужных лет для более определённого вывода про себя относительно своего отца по рождению крови.

А вообще, довольно странная у нас сегодня получается картина про моего сына. Бегает вовсю, бойкий, в меня. Приду, называет мамой. Уйду, мамой зовёт Есфирю. А когда обе мы, путается, но тут же забывается. Есфирь при мне его поправляет с вежливой мягкостью, на меня показывает, говорит, вот мама твоя, Мишенька, а я Есфирь, Фира. А когда нет меня, не знаю, поправляет или так оставляет называть, как проще всем им, наверно.

А Паша отец, каких поискать, вижу по всему — как обмирает он по нему, как играется, как ласкает и смеётся счастливым голосом, как укладывает и нашёптывает на ночь слова, как незнакомым для меня светом лицо его обливается и отражается на всех присутствующих. И как Мишенька тянется к нему, будто к Богу небесному, к прародителю всех родителей, самому драгоценному для ребёнка существу в его раннем, несознательном возрасте.

Прихожу к себе и сколько-то времени огорчаюсь каждый раз. Думаю, мог бы Леонтий Петрович к себе пригласить нас двоих, а не только одну меня, ну чем ему Мишенька так не угодил, что не желает его знать, а только давать содержание. И ещё интересная деталь. Он за всё время не поинтересовался даже, в каком возрасте находятся двое других моих ребёнка, которых, допустим, нет вообще.

Это что, равнодушие такое? Нарочитый расчёт, чтобы не погружать голову в постороннее? Отвержение от себя дополнительной нагрузки от моей жизни до него?

Просто регулярно выдавал на содержание и ни о чём больше не спрашивал. Мы на тот момент с ним про чтобы расписаться речь ещё не заводили, ни с его, ни с моей стороны, выдерживали нейтралитет, без аннексий и контрибуций, тем более знал он обо мне, что с Пашей я всё ещё в росписи. Оба ждали неизвестности. Но и с другой ведь стороны, затеялась бы про Мишеньку, а как те? Разбить, получается, родных братьев и сестёр на отдельно?

В общем, не сходится, как ни возьмись решать, пускай остаётся, как есть.

Шуринька, но со мной-то он ласков и гордится. Ходим в театр и не упускаем из вида кинематографию. Рестораны, один, другой, два раза на неделе, это не меньше, как заведено. Говорит, когда трудился в заграничных странах подолгу, то это принято у них, всенепременно.