Схема полной занятости - Магнус Миллз Страница 35

– Итак, насколько вам известно, – произнес чей-то голос поблизости, – по моему мнению, всю добровольную работу вообще следует запретить.

Это ораторствовал Джон Форд, чья репутация полноденьщика была известна всей Схеме. Как обычно, он вел беседу в манере, более подобающей партийному съезду, адресуя свои замечания не только трем собеседникам, сидевшим с ним за столиком, но и всем окружающим, кто мог его слышать. Этим он мне напоминал школьного учителя, самодовольно полагающего, что ему внимает весь класс. Поверхностный обзор столовой показал, что в действительности никто не обращает ни малейшего внимания на то, что Джон имеет сказать, за исключением его непосредственных собеседников и меня. Однако ему было довольно знать, что слова его не тратятся впустую, и осознав, что я тоже впитываю сказанное, он одарил меня благодарным кивком.

– Неоплачиваемой работе не место в современной экономике, – продолжал он. – Поскольку, если люди paботают за так, можно с уверенностью гарантировать, что кто-то где-то остается без работы!

– Так что, стало быть, произойдет, если руководство примет предложение энтузиастов? – спросил Крис Дарлинг, сидевший напротив.

– Тогда нам придется блокировать ворота, – объявил Джон таким тоном, будто подобное решение самоочевидно. – Тогда никакие фургоны никуда не поедут.

Три недели забастовки, видимо, никак не пригасили Джонова пыла, и в тот момент я понял: обе стороны – по-прежнему в тех же глубоких окопах, что и раньше. Сколько еще, интересно, продержится это противостояние? Единственным человеком, кому настоящая ситуация оказывалась выгодна, по-видимому, оставался Джордж – его снабженческие маневры шли полным ходом. Однако я поговорил с ним несколько минут спустя, и оказалось, что у него свои проблемы.

– На меня вышел Сандро, – объяснил он, наливая мне вторую кружку чая. – Хотел узнать, когда мы вернемся к работе, чтобы он опять смог заниматься тортиками Трэйс.

– И что ты ему сказал?

– Что понятия не имею, когда завершится забастовка, а он сообщил, что вынужден отложить свои планы расширения. Может, ему даже придется уволить Гослинга.

– Ох, этого нам совсем не хочется, – сказал я. – Гослингу гораздо лучше оставаться там, где он есть, подальше от общих глаз.

– Я знаю, – вздохнул Джордж. – И Трэйс меня поедом ест все это время, конечно.

Он серьезно озадачился, но я не видел никакого выхода из сложившегося тупика. Пробормотав несколько банальностей насчет того, что все, «возможно, в конечном итоге утрясется», я снова направился вниз, во двор. Я зачем-то решил пройти главным коридором и, когда шел мимо доски объявлений, заметил, что на нее вывесили новые маршрутные графики. Это наводило на мысль, что руководство вовсе не рассчитывало на неопределенную длительность забастовки и каждый день продолжало руководить Схемой. При ближайшем рассмотрении я обрадовался: новые графики включали рейсы в «Кружевной рай». Интересно, подумал я, как справляются с воздействием забастовки Гарольд, Мартин, Эрик и Джим? По-прежнему проводят свои дни за картами на дальнем конце рампы? И целыми тарелками поглощают сэндвичи Мартина? Или погрязли в бесконечных дебатах о тонкостях полноденьщизма?

Со своей стороны, я вынужден был признать: я уже наелся забастовкой по самое не хочу и больше всего на свете меня тянуло к работе. О как жаждал я тех славных деньков, когда мы могли раскатывать по Кольцевой, насытившись чаем с пончиками, обмениваясь приветствиями с друзьями-коллегами и заезжая в депо с такими гордыми именами, как «Веселый парк», «Ватный город» или «Раджуэй»! Может, конечно, и есть жизнь получше, нежели по восемь часов в день крутить баранку «УниФура», но в данный конкретный момент придумать, какая она, я не мог.

Дверь диспетчерской распахнулась, и оттуда выскочил Боб Литтл, на вид весьма взбудораженный.

– Знаешь, что не так с этой страной? – вопросил он, завидев меня. – Взаимодействие, вот что. Никто ни с кем не взаимодействует – все только всем всё усложняют.

– Никогда об этом не задумывался, – сказал я.

– Так попомни мои слова, это правда, – сказал Боб. – Только взгляни, как затянулся этот спор. С ним можно было бы покончить, ко всеобщему удовлетворению, недели назад, если бы только люди друг с другом взаимодействовали. А вместо этого у нас лбами сшиблись тупоголовые полноденыцики и вольногулы; начальство твердит, что никакого отношения к ним не имеет; а руководство затаило дыхание и надеется, что все само закончится. И теперь еще сверху, как стервятники на стропилах, уселись энтузиасты. Ты слыхал, что про нас говорит общественность?

– Нет.

– Она говорит, что нам неизвестно, что такое настоящая работа. Называет нас сачками и нытиками. Нас!!! Дьявольщина какая-то! Я еще помню времена, когда Схема была флагманом всего индустриального общества, а теперь она запросто может пойти на дно и следа за собой не оставить!

Облегчив таким образом душу, Боб немного притих и сообщил мне, что единственное решение – загнать представителей обеих партий в одну комнату и заставить со всем разобраться раз и навсегда. Он уже поговорил по телефону с Джоном Джоунзом в «Веселом парке», и Джон согласился обзвонить несколько депо и собрать подходящих кандидатов.

– Леса Прентиса – определенно, – заявил Боб. – И мне кажется, Джон Форд тоже сможет представить уравновешенную точку зрения.

Он отбарабанил список фамилий – несколько я узнал – и предложил для встречи формат «круглого стола». Обрадовавшись возможности хоть чем-нибудь заняться, я незамедлительно предложил свое содействие в реализации этой идеи.

– А где ты собираешься проводить эту встречу? – спросил я.

– Ну, «Веселый парк» будет естественнее всего, – ответил он. – Только там все больше склоняются к увольнительным, поэтому, вероятно, кое-кто сочтет это нечестным. На самом деле, я переговорил с Рэем Коппином насчет того, чтобы использовать Зал Приемов у нас, и он одобрил.

Следует признать – меня инициатива Боба впечатлила. Он не только придумал саму встречу, но и приложил немало усилий, чтобы ее организовать. Но даже так было ясно: в одночасье ничего не произойдет, поскольку многим делегатам придется ехать из дальних уголков Схемы. День-другой понадобится, чтобы собрать всех в одном месте. А тем временем Зал Приемов следует подготовить, и Боб попросил меня с этим делом не откладывать. Комната располагалась в дальнем конце главного коридора, рядом с двустворчатыми дверями. Ее отводили заезжим титулованным особам, а это, в сущности, означало, что на полу там ковровое покрытие, а не линолеум. Окон не предусматривалось, однако в тех местах, где они должны быть, висели тяжелые бархатные шторы. В углу громоздилась пирамида стульев с кожаными сиденьями и стоял большой круглый стол. В небольшом тамбуре я отыскал пылесос и хорошенько почистил ковер, затем выдвинул стол и стулья на середину. Омытая светом электрической люстры, комната теперь выглядела идеальным местом для встречи на высшем уровне.

Пока я всем этим занимался, мне время от времени наносили визиты любопытные. Похоже, слух о предстоящем саммите пошел широко, и теперь все хотели помочь советом и мнением.