Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - Дмитрий Саввин Страница 34

Чтобы сделать свою связь максимально незаметной, при окружающих Наталья Юрьевна разговаривала с благочинным демонстративно неохотно и дерзила ему так же, как и прочим. А отец Василий ее так же демонстративно осаживал. Получалось натурально, главным образом потому, что они почти и не играли. Васильев искренне, с сознанием собственного превосходства, орал на нее и давал приказания – а она, искренне возмущавшаяся, так же искренне подчинялась ему, и даже с удовольствием, внутренне обмирая от этих окриков. «Мужик!» – было единственным словом, вспыхивавшим в такие моменты в сознании Натальи Юрьевны. И была для нее заключена в этом слове вся горькая радость их тайной связи.

* * *

– Э-э, «бугор» идет! – резко оборвал беседу один из работников склада, увидев, что вдалеке, среди складских помещений, показалась фигура зама гендиректора, которого для простоты называли начальником, или же, по старой традиции, «бугром». Ситуация получалась штатная: отец Ярослав, как и все прочие участники беседы, неспешно продолжавшейся уже два часа, схватился за специально припасенную дежурную доску. И вместе с остальными рабочими не спеша пошел через огромный, похожий на плац, заасфальтированный двор к мусорным бакам.

Церемония эта повторялась почти каждый рабочий день, но не слишком часто, максимум – раза два-три. Сценарий был на редкость однообразен: у каждого рабочего, на случай появления начальства, имелся какой-либо дежурный мусорный предмет – доска, полупустой мешок с не очень тяжелым и не сильно вонючим барахлом и т. п. Начальник, он же «бугор», из-за особенностей складской архитектуры не имел ни малейших шансов появиться незамеченным, да и едва ли этого хотел. Завидев его, каждый брал свой персональный мусорный предмет и начинал неторопливо перемещаться по двору-плацу. Начальник удовлетворенно созерцал эту картину («люди работают»), иногда говорил что-нибудь – хорошее ли, плохое ли, но всегда матерное – и снова пропадал в складских катакомбах. После этого рабочие бросали свои доски и мешки и продолжали неспешную пролетарскую беседу или просто курили, глядя на проплывающие по ярко-синему небу облака глазами философов.

Теоретически они должны были разгребать те мусорные завалы, которые скопились на складском дворе за последние годы, а вернее сказать – десятилетия. Штатные должности работников, которые обязаны выполнять соответствующую функцию, были предусмотрены еще в советские времена и благополучно сохранились и после того, как склады были приватизированы и попали в собственность нового безликого ООО. Поскольку сами по себе завалы не мешали ни тем, кто арендовал складские помещения, ни тем, кто ими владел, то всем было в общем наплевать, чем там занимаются рабочие, которые отвечают за уборку и очистку территории. ООО, владевшее складом, зашибало неплохие деньги на сдаче помещений в аренду, и заправляли им люди советской закалки, не склонные задумываться об оптимизации своей деятельности. Благодаря этому в штатном расписании годами сохранялась пролетарская синекура, которой воспользовался и отец Ярослав Андрейко.

Воспользовался, ибо она оказалась наилучшим вариантом.

На следующее утро после исповеди у архиерея, как и было велено, отец Василий вручил ему указ о запрещении в служении на год.

– Прости, отец Ярослав, – с довольно плохо сыгранным сочувствием, за которым ощущалось некое мстительное торжество, обратился к нему благочинный. – Но приходскую квартиру нужно освобождать…

– Да, конечно, – стараясь быть спокойным, ответил Андрейко. И он, и его жена (которая в таковом качестве доживала последние дни – заявление на развод к тому моменту было подано) уже паковали коробки и чемоданы. Елена съезжала на свою квартиру, и он тоже съезжал, хотя и не очень еще понимал, куда.

– Вообще-то надо было бы в течение суток освободить, – продолжил благочинный. – Но, с учетом ситуации, даем тебе четыре дня.

«Почему в течение суток? – недоуменно подумал отец Ярослав. – Где это записано? Куда они торопятся? Ведь нового священника все равно нет, заселять в квартиру некого…»

– Простите, отец Василий, разрешите хотя бы на неделю задержаться? – попросил он.

Благочинный нахмурился и скорбно покачал головой. Затем вдруг увидел что-то важное в мониторе своего компьютера и начал сосредоточенно, с крайне увлеченным видом, щелкать мышкой. Так прошло больше минуты. Наконец, когда что-то очень важное было до конца дощелкано, он снова посмотрел на отца Ярослава и недовольно ответил:

– Ну, это максимум. Но постарайся за четыре дня уложиться.

– Хорошо, – ответил отец Ярослав и, взяв с собой указ, вышел из Епархиального управления.

Что дальше? Служба у престола Божия – служба, которую он по-прежнему считал смыслом и основой своей жизни, теперь была для него недоступна. Может быть, на год, а может, и навсегда. Осознание этого тяжелейшим бременем легло на его душу, и бремя это ощущалось почти физически. Как и всякий более-менее опытный священник, отец Ярослав знал, что для священнослужителя пребывание в запрете – это всегда очень серьезное испытание. Немало попов, попавших в запрет, спивалось, а некоторые (и это было не редкостью) сходили с ума. Он понимал: в духовном и психологическом плане он сейчас вошел в зону очень сильной турбулентности. И вырваться из нее адекватным человеком – это уже будет немало.

Но помимо этого груза, на него упал целый ворох иных проблем. Где жить? Чем зарабатывать себе на жизнь? Все это было не очень ясно, а денег в кармане меж тем оставалось совсем немного.

Для начала Андрейко решил навестить своего старого друга, отца Игнатия. Благо, искать его не требовалось: было утро, и он как раз в Свято-Воскресенском храме заканчивал литургию.

Отец Ярослав вышел за пределы церковной ограды и с полчаса прогуливался по округе. Теперь, когда он получил указ о запрещении в служении, мозолить глаза иным попам, да и архиерею, который в любой момент мог выйти во двор, совсем не хотелось. Наконец, когда в неумелых руках очередного алтарника забились, как караси в сетке, колокола, возвещая окончание богослужения, отец Ярослав зашел в храм. Зашел вовремя – отец Игнатий уже успел разоблачиться и, быстро перекрестившись, стрелой летел к выходу из церкви.

– Здравствуй, отец Игнатий! – поприветствовал его Андрейко.

– О! Привет! – доброжелательно и не без легкого юродства ответил ему иеромонах. – Какими судьбами у нас?

– Да вот, заходил в Епархиальное управление… Получил указ. В запрете я.

– Ммм-да, – не очень внятно ответил отец Игнатий. – Меня тут в воскресной школе ждут.

– Да, конечно, – ответил отец Ярослав. – У меня просьба к тебе.

Отец Игнатий кивнул головой:

– Давай ко мне забежим.

И они быстро направились на квартиру к отцу Игнатию. По дороге Ярослав рассказал ему, в каком именно положении он находится, а заодно и попросил в долг денег. В свою очередь отец Игнатий, дойдя до дому, обшарил все свои многочисленные коробки, кульки и карманы в разных куртках и рясах, и насобирал там около одиннадцати тысяч рублей.