Андерсен - Шарль Левински Страница 33

Правда, Макс, которая иногда воображает, что мы ангажировали её в качестве нашего личного психотерапевта, утверждает, что мне это только кажется. «Типично мужская иллюзия доминантности», – вот какое выражение она употребила. Но я то и дело наблюдаю: при смене памперсов и при кормлении Ионас однозначно предпочитает моё «обслуживание». А при одевании наоборот предпочитает Хелене. Я думаю, причина кроется в том, что у неё более ловкие руки.

Иногда мне и самому хотелось бы, чтоб было наоборот. (Когда Ты это читаешь, взрослый Ионас, не сочти меня, пожалуйста, диким отцом, бросающим своих детей!) После долгого рабочего дня я предпочёл бы заниматься чем-то более приятным, чем соскребать с малышовой задницы продукты его пищеварения. Но с другой стороны мне, разумеется, льстит его предпочтение. Ведь мы, мужчины, лучше понимаем друг друга.

Мы уже очень осторожно делаем первые эксперименты с твёрдой пищей, если кашу можно назвать твёрдой пищей. Йонас, кажется, не в восторге от этого. Первую ложку он сейчас же вытолкал изо рта языком, скривившись. Я тогда сам попробовал эту кашу, и она оказалась вполне ничего. Пресная, конечно, каким и должно быть детское питание. Я-то могу его понять, я бы тоже не был в восторге от размазни. Но скоро он к ней привык и послушно глотает её, пусть и с выражением покорности на лице, как будто говоря: «Ну ладно, коль нельзя иначе…» Интересно будет посмотреть, что будет, когда ему можно станет есть всё. Наверное, пару лет он захочет питаться только картошкой-фри с кетчупом, как это и бывает у детей.

В этой связи мне пришло в голову ещё кое-что: он не толкает в рот и не жуёт всё, что подвернётся, как можно было бы ожидать в его возрасте. Мы купили ему – после того, как у него вылез первый зуб – кольцо для кусания, но он его даже не опробовал. Новые предметы он обследует без любопытства, а просто рассматривает их некоторое время, а потом просто забывает про них. Иногда у меня складывается впечатление (я знаю, это сейчас звучит по-идиотски, но так может показаться), что ему просто скучен окружающий мир. Но не можем же мы ему каждый день организовывать сенсации.

100

Йонас спас маме жизнь. Хотя она и утверждает, что я превеличиваю, говоря так, однако без него история могла бы иметь плохие последствия.

Дело было так: мама забрала его у нас, как обычно по средам во второй половине дня, и хотела, вообще-то, погулять с ним в парке (дорогу она теперь знает), но, будучи рассеянной, взяла к нам с собой из дому футляр для очков, но без очков. У неё двое разных очков – одни для близкого расстояния, другие – для улицы. С бифокальными очками она могла бы облегчить себе жизнь, но с этим у неё также, как с мобильником: нет доверия всем этим «новомодным штучкам». И вместо парка ей пришлось поехать к себе домой за очками, и там она упала. Споткнулась о табурет, говорит она, но после того, как у неё был несчастный случай на гимнастике для пожилых, я уже начинаю за неё тревожиться. Может, это какой-то вид перебоев, при которых она, сама того не замечая, на миг теряет сознание. В больнице у неё ничего такого не нашли, но по тому, что у мамы тут же установился её радостный тон, можно предположить, что они обследовали её недостаточно основательно. Я уже не вполне уверен, можно ли ей вообще доверять Йонаса.

Но в чём бы ни была причина, мама упала, да так неудачно, что ударилась головой о край стола. Было сильное кровотечение. Такое бывает при ссадинах, сказали ей в больнице, и в этом нет ничего опасного. Но мама была без сознания, и никто не знает, что бы могло случиться, если бы не среагировал Йонас.

(У Тебя нет причин для мании величия, юноша. Ты не выбрался из детской коляски и не наложил своей бабушке профессиональную повязку. Но кричал Ты не переставая до тех пор, пока не явилась помощь).

У маминой соседки есть ключ от её квартиры (обе взаимно поливают друг у друга комнатные растения), и когда детский плач не прекращался, она побежала в соседнюю квартиру посмотреть, в чём дело. Увидела маму в крови и без сознания и тут же вызвала скорую помощь.

Мама очнулась ещё на носилках и хотела с них тут же спрыгнуть. Дескать, она чувствует себя хорошо, и вообще, ей надо нянчиться с внуком. Такая уж она. Но они всё-таки отвезли её в больницу. Рану пришлось зашивать. То, что она была без сознания, никого не насторожило. Вот если бы у мамы болела голова или были приступы головокружения, тогда бы это могло означать сотрясение мозга. Но у неё не было ни того, ни другого. Ещё раз повезло.

Но я остаюсь в тревоге. Если такое случится ещё раз, я буду настаивать на том, чтобы она показалась специалисту. Не всякий раз Йонас окажется рядом, чтобы позвать на помощь.

101

У мамы снова всё в порядке – так она утверждает. Я нахожу, что она слишком часто говорит об этом, чтобы казаться убедительной. О несчастном случае она говорит так небрежно, будто просто набила шишку, а без сознания лежала на полу совсем недолго. «Споткнуться может кто угодно», – говорит она.

Но я-то вижу что она с тех пор стала двигаться иначе, осторожнее. На лестнице держится за перила, чего раньше никогда не делала. Но с ней нельзя об этом заговаривать, иначе она выходит из себя. Мы с Хелене беспокоимся за неё.

Странно, что мама всерьёз верит, будто может обвести меня вокруг пальца. Но я знаю её слишком хорошо, и всякая перемена в ней мне сразу заметна. Когда она утверждает, что у неё всё блестяще, меня это убеждает так же мало, как дружелюбие Петермана. Людям всегда кажется, что они могут кого-то обмануть, притом что актёры они никудышные. Им надо брать пример с Ионаса. Он таков, каков есть, без всякого притворства. И если ему что-то не подходит, он протестует во всё горло, но чаще всего он всем доволен.

Мама и раньше была от него в восторге, а после его спасательной акции (в которой, по её словам, не было никакой необходимости) она любит его ещё больше. Я осторожно пытался намекнуть, не будет ли лучше, если мы и по средам будем отдавать его в ясли, чтобы разгрузить её, но она расплакалась. Мама, которая вообще никогда не плачет! Я не посмел настаивать на этом, но когда она снова забрала его на полдня, мы с Хелене были как на углях. Но всё прошло хорошо, и она вернулась с ним очень пунктуально.

И тем не менее: надо спросить себя, сколько ещё это продлится. С ним ведь уже не так просто. Во-первых, он прибавляет в весе (последний раз было уже 7520 граммов), и если маме придётся его поднимать, нагрузка для неё будет очень большой. И с него в последнее время глаз нельзя спускать. Потому что он уже ползает и всё исследует. Госпожа д-р Фейдт удивилась, как рано он к этому приступил. Другие дети начинают ползать месяца на два и даже на три позже, сказала она. Но Йонас у нас с первого дня был по части движения Энерджайзер.

Вероятно, скоро он начнёт всё тянуть вниз, чтобы исследовать. Пока что он этого не делает. Мама рассказывала, что он долго сидел на полу перед её книжным стеллажом, ничего не трогая. По её словам это выглядело так, будто он изучает названия книг. Жаль, что она не сделала фото. Мы смогли бы потом дорого продать его прессе, когда он получит в Стокгольме свою первую Нобелевскую премию.