Дурное влияние - Уильям Сатклифф Страница 33

Карл безмолвствует целую вечность. Наконец он отрывает взгляд от рвоты и смотрит мне прямо в глаза. Последнее время он глядит на меня так, что мне кажется, будто он знает, о чем я думаю. Ясное дело, что этого не может быть, иначе он давно вышвырнул бы меня на фиг, но сама мысль, что такое возможно, — мысль, что ему известно, как сильно я его ненавижу, пугает меня до смерти.

— Здесь воняет, — говорит он. — Пошли отсюда.

На уроках я опять сижу с Олли, с особого разрешения миссис Диксон, но в школу мы ходим вместе не каждый день. Я то захожу за ним, а то — нет.

Когда мы вдвоем, без Карла, все немного странно. Не сказать что между нами так уж все гладко, но и притворяться тоже нет смысла, иначе это будет выглядеть показухой. Кому ж захочется ходить с маской, которую можно снять в любой момент по желанию?

Дома я ничем не отличаюсь от себя прежнего. Ничего не изменилось. Думаю, Олли тоже ведет себя дома, как раньше, а значит, мы, наверное, могли бы общаться друг с другом нормально, но этого не происходит.

Кроме одного раза. Мы возвращаемся с уроков, грохочем раздавленными банками из-под кока-колы, которые нацепили на подошвы башмаков. Стучим по тротуару, гремим и цокаем, я стараюсь выбить у Олли его банки-каблуки, а он нападает на мои, и мы устраиваем потасовку, довольно шумную из-за всего этого грома, лязга и бряканья металла о дорогу, и в конце концов оба оказываемся в траве за сломанным фонтаном, буквально катаясь со смеху.

И лишь перестав смеяться, я вдруг соображаю, как это странно. А потом думаю, что самое странное в этом то, что все это вовсе не странно. Слоняться без дела, валяться на траве, хохотать до резей в боку — раньше такое было в порядке вещей, было естественно, но теперь ушло, и ушло безвозвратно. С Карлом совсем не так весело. Он заставляет нас делать разные вещи, страшные вещи, захватывающие вещи, и порой мы и правда хохочем друг над другом, но это не настоящее веселье, с играми и смехом. Не так, как сейчас.

Взглянув на Олли, я понимаю, что он думает о том же самом. И знаю, что вслух он об этом ничего не скажет.

И вот, когда новое ощущение уже готово испариться, я говорю:

— Карл… он немного… — Я мешкаю, подбирая нужное слово. — Чокнутый.

Олли пожимает плечами.

— Ты когда-нибудь думал о том, что без него было лучше? — продолжаю я.

Олли пристально смотрит мне прямо в глаза. Ни один мускул не дрогнет на его лице, но я вижу, что внутри он весь на взводе.

Я даже не сразу просекаю, о чем он думает. А когда понимаю, спрашиваю себя, чего же он тянет. И тут до меня доходит. Олли боится ловушки с моей стороны. Опасается сказать правду, поскольку считает, будто я спрашиваю специально, чтобы потом сдать его Карлу с потрохами. Просто невероятно, что ему в голову могла прийти такая мысль, но по глазам Олли я вижу, что не ошибся. Он пытается понять, можно ли мне довериться.

— Я не скажу ему!

Слова вылетают из меня как-то неправильно. Вроде как я на него ору.

— Можешь говорить ему что угодно, — отвечает Олли. — Мне скрывать нечего.

— Да я ничего такого не имел в виду.

— Еще раз повторяю: мне скрывать нечего. Он мой друг.

— Я знаю.

— Тогда чего? Может, он тебе не нравится?

— Нравится.

Теперь не время для откровений. Момент ушел.

— Так о чем ты?

— Ни о чем. Просто так.

— Что просто так?

— Ничего. Забудь.

— А вдруг нет?

— Что?

— Да так. Вдруг — нет?

— Что — нет?

— А вдруг я не забуду, что ты сказал?

— А что я сказал?

Олли дергает бровями, точно подловил меня, встает и идет прочь. Я следом, молча, и всю дорогу до его дома мы не говорим ни слова.

В его прощании мне чудится извинение, но я не уверен. Последнее время понять Олли невозможно. Мысли его для меня теперь загадка.