Тезка - Джумпа Лахири Страница 33

— Я искал тебя в поезде, когда ехал обратно, — признается Гоголь и со смехом рассказывает о храпящей монахине.

Потом они идут на выставку графики эпохи Ренессанса в Центре британского искусства — оказывается, оба уже давно собирались посмотреть ее. Затем он провожает ее назад в колледж Силлимана, и они договариваются о новой встрече. Но, после того как они попрощались, Рут продолжает стоять у ворот, прижимая к груди свои книжки, как будто ждет чего-то, и Гоголь мучительно думает, может ли он поцеловать ее (он мечтал об этом столько времени), или же в ее понимании они просто «друзья». А Рут, улыбаясь ему, начинает пятиться назад и только шагов через двадцать машет ему рукой на прощание, поворачивается и бежит к дверям общежития.

Теперь они встречаются каждый день. Гоголь выучивает ее расписание наизусть, к нужному времени находит очередной учебный корпус, слоняется по пустынному вестибюлю, делая вид, что рассматривает объявления. Рут всегда радуется его появлению, бросает подружек и бежит здороваться.

— Ну конечно, ты ей нравишься, — зевая, говорит Джонатан, когда Гоголь в десятый раз описывает ему их очередную встречу. А еще через несколько дней, зайдя вместе с Рут в ее комнату, поскольку она забыла там учебник, Гоголь набирается храбрости и кладет руку ей на плечо. Рут поворачивается, смотрит ему в глаза, и он медленно убирает руку. Они одни — ее соседки на занятиях. Он садится на диван в гостиной, ждет, пока она ищет книгу у себя в спальне. На улице пасмурно, накрапывает мелкий дождик.

— Вот, нашла! — говорит Рут, выходя из спальни, и, хотя оба уже опаздывают на занятия, они до самого вечера целуются, сидя на диване.

По вечерам они ходят заниматься в библиотеку и, чтобы не было искушения поболтать, садятся с разных сторон огромного круглого стола. Она ходит обедать в его столовую, а потом приглашает его в свою. Он показывает ей сад скульптур. Она занимает его мысли постоянно: когда он рассматривает свой незаконченный чертеж, в ярком свете рисовальной студии, или когда слушает лекцию об архитектуре эпохи Возрождения, любуясь слайдами в темном зале на занятиях по истории архитектуры Возрождения. Они не успевают оглянуться, как наступает время сессии, горячая пора зачетов, контрольных работ, рефератов и гор непрочитанной литературы, которую предстоит изучить всего за несколько дней. Он стонет от навалившихся на него занятий, но больше всего его пугает будущая разлука — целый месяц каникул! Однажды в субботу, в библиотеке, Рут вскользь роняет, что ее соседок не будет целый день. Они вместе спешат к кампусу Силлимана, поднимаются в ее комнату. Он садится на ее застеленную кровать. Комната полна запахом Рут — сладковато-цветочным запахом чистого тела и талька, без пряной примеси духов. На стенах фотографии ее любимых писателей — Оскара Уайльда и Вирджинии Вульф. Их губы, лица так замерзли, что поначалу они даже не снимают верхней одежды. Затем ложатся на мягкий мех ее расстеленной дубленки, обнимаются, она берет его руку в свою и проводит ею по своему телу под толстым вязаным свитером. Сейчас все происходит совсем не так, как в тот раз, когда он впервые был с девушкой. С того раза в его душе не осталось ничего, кроме чувства смутной благодарности за то, что он больше не девственник.

А сейчас он впитывает в себя все, малейшие детали, — и нежную кожу плоского живота Рут, и то, как ее густые волосы разбросаны по подушке, и как меняются черты ее лица, когда она ложится навзничь.

— Как хорошо, Никхил, — шепчет Рут, когда он гладит ее маленькие, широко расставленные груди, захватывает губами бледно-розовые соски, один из которых чуть больше другого. Он спускается ниже, целует россыпь родинок на животе, который выгибается ему навстречу, а она гладит его по волосам, кладет руки ему на плечи, направляет его ниже, к раскинутым ногам. Он пробует ее на вкус и вдыхает ее аромат, чувствуя себя ужасно неловким, неумелым, но ее дыхание вдруг становится прерывистым, и она шепчет его имя снова и снова. Она знает, что надо делать, расстегивает молнию на его джинсах, встает на колени и тянется за коробкой с противозачаточными колпачками, стоящей на тумбочке.

А через неделю он опять дома, помогает Соне и матери украшать елку, расчищает от снега подъезд к дому вместе с отцом, бежит в супермаркет за последними подарками. Он, как тень, бродит по дому, не зная, чем себя занять, на вопросы обеспокоенных родителей отвечает, что ему нездоровится. Больше всего на свете ему хочется взять отцовскую машину и уехать к ней в Мэн. Она сказала, чтобы он обязательно приезжал в гости, на ферме полно места, там огромный дом, его поселят в гостевой комнате, и по ночам он сможет потихоньку пробираться к ней в спальню. Он представляет их жизнь на ферме, на завтрак — яичница, потом прогулка по заснеженным, безлюдным полям. Но, если он решится на такую поездку, он вынужден будет рассказать родителям о существовании Рут, а к этому он не готов. Он не готов видеть их реакцию — удивление, неловкость и молчаливое разочарование: еще бы, ведь Рут — не бенгалка! Не готов отвечать на их расспросы о том, чем занимаются ее родители и насколько серьезны их отношения. Он умирает от тоски по ней и все же не может себе представить Рут, сидящую на их кухне в своем толстом свитере и джинсах и вежливо пробующую стряпню его матери. Не может представить ее в доме, где он — по-прежнему Гоголь.

Зато он часами разговаривает с ней по вечерам, когда все уже спят, а оплату за разговоры направляет на свой университетский счет. Один раз они встречаются в Бостоне и проводят целый день на Гарвард-сквер. Снега навалило по колено, а небо чистого, пронзительно-синего цвета. Сначала они идут в кино, берут билет на первый попавшийся сеанс, устраиваются в последнем ряду балкона и целуются в течение всего фильма под неодобрительные взгляды соседей. Затем перекусывают в кафе «Памплона», едят сандвичи с ветчиной и чесночный суп, забившись в угол, чтобы им никто не мешал. Обмениваются подарками — Рут дарит ему потертый томик офортов Гойи, а он ей — синие митенки и кассету с ее любимыми песнями «Битлз». Прямо над кафе они обнаруживают магазинчик, торгующий книгами по архитектуре, и проводят там целый час. Гоголь не может удержаться и покупает себе «Путешествие на восток» Ле Корбюзье. Он подумывает о том, чтобы начиная со следующего семестра специализироваться в архитектуре. После этого они отправляются гулять, держась за руки, целуясь через каждые несколько шагов, и вдруг оказываются на улице, по которой мама возила его в коляске. Он показывает ей профессорский дом — он много раз видел его на фотографиях, слышал рассказы родителей об Алане и Джуди. Но сейчас дом кажется необитаемым — снег засыпал крыльцо, около входной двери — целая груда свернутых в рулоны газет.

— Жаль, что нам не войти внутрь, — говорит Гоголь, — больше всего на свете я сейчас хочу остаться с тобой вдвоем.

Он смотрит на дом, обняв Рут за талию, и ощущает какую-то странную беспомощность. Ему кажется, что его предали: почему он не может вернуться в этот дом и быть в нем очень, очень счастливым?

В течение следующего года родителям Гоголя не удается выяснить о его девушке ничего определенного, да они и не проявляют к ней никакого интереса. Хотя сам Гоголь побывал на ферме у отца Рут уже дважды, познакомился с ним и его новой женой, единственный человек в его семье, кто знаком с Рут, — это Соня. У Сони тоже есть молодой человек, которого она тщательно скрывает от родителей. А для Ашока и Ашимы не существует понятия «влюбленность», это достижение их сына не вызывает у них ни гордости, ни даже сочувствия. Рут говорит, что ей все равно, даже наоборот, осуждение родителей — это ужасно романтично. Но Гоголь знает, что это не так. Почему родители не могут просто принять как данность то, что у него есть девушка?