Плотина против Тихого океана - Маргерит Дюрас Страница 32

Заиграло пианино. Погас свет. Сюзанна почувствовала вдруг, что она невидима, неуязвима, и заплакала от радости. Он был оазисом, этот темный послеполуденный зал, в нем царила ночь, открывающая свои объятия одиноким странникам, ночь сотворенная и демократическая, всеобъемлющая, доступная для всех ночь кинотеатра, более настоящая, чем настоящая ночь, более нежная и сладостная, чем все ночи мира, изысканная ночь, ночь, открытая настежь, более щедрая, чем сама филантропия, более милосердная, чем церковь, стирающая любой позор, утешающая любую скорбь, ночь, где юность смывает с себя липкую грязь возмужания.

На экране была женщина. Молодая и прекрасная в роскошном придворном туалете. В другом одеянии ее и представить было невозможно, ее вообще невозможно было представить никак иначе, как только такой, какова она есть, каковой ее видишь. Мужчины теряют из-за нее голову, они как подкошенные падают у нее на пути, а она идет вперед, окруженная своими жертвами, и вот уже только их тела отмечают ее путь, в то время как она ушла далеко, свободная как корабль в открытом море, все более и более безразличная ко всему в непроницаемой броне своей красоты. И в один горестный для себя день она понимает, что не любит никого. Она богата, как же иначе. Она путешествует. Любовь подстерегает ее на венецианском карнавале. Тот, другой, он очень красив. У него темные глаза, черные волосы, белоснежный парик, он благороден до мозга костей. Они едва обменялись взглядами, но вы уже понимаете, что они созданы друг для друга, что это судьба. И — о чудо! — вы узнаете это раньше, чем она сама, и вам так хочется предупредить ее. Начинается страшная гроза, мрак окутывает землю. Пробил решающий час, и между двух мраморных колонн, на фоне канала, в котором испокон века отражаются тени любовников, при свете фонаря, который, очевидно, давно привык освещать подобные сцены, он заключает ее в объятия. Он говорит: я вас люблю. Она отвечает: я тоже. Мрачные тучи одиночества вспыхивают зарницами любви. Экран озаряется молнией поцелуя. Экран и зал сливаются воедино. Вы жаждете стать ими. Вы жаждете этого всеми силами души! Объятие. Губы сближаются медленно, как в кошмарном сне. Вот-вот они коснутся друг друга, и тут что-то происходит с телами: они исчезают. Остаются только головы — потрясающее и, главное, редкое зрелище; губы постепенно приоткрываются, челюсти отвисают, как у покойников, и наконец во внезапном и фатальном порыве губы переплетаются как спруты, впиваются друг в друга с каким-то каннибальским аппетитом и тают в экстазе взаимопроникновения. Высокий, но недостижимый по законам анатомии идеал. Впрочем, зрителям дано увидеть лишь попытку, о ее неудаче они так и не узнают. Ибо экран вспыхивает и повисает куском пустого савана.

Было еще непоздно. Выйдя из кино. Сюзанна пошла по главной улице белого квартала. Пока Сюзанна смотрела фильм, стемнело; казалось, длится та самая ночь, что царила в кинозале, киноночь, исполненная любви. Она чувствовала себя спокойной и уверенной в себе. Она снова начала искать Жозефа, но уже по другой причине: она не решалась вернуться обратно. Ей никогда еще так не хотелось встретить Жозефа.

Она встретила его через полчаса. Увидела его «ситроен», который медленно ехал в сторону набережных. Сюзанна остановилась на тротуаре и стала ждать, пока он поравняется с ней.

На переднем сиденье втиснулись еще две женщины. Та, что сидела рядом с Жозефом, обнимала его. У Жозефа был странный вид: он казался слегка опьяневшим и счастливым.

Когда «ситроен» был уже совсем близко, Сюзанна шагнула на мостовую и крикнула: «Жозеф!» Он не услышал. Он разговаривал с женщиной, которая обнимала его.

Улица была забита машинами, и Жозеф ехал почти шагом.

«Жозеф!» — снова крикнула Сюзанна. Многие прохожие обернулись. Сюзанна бежала вдоль тротуара, стараясь не отстать от машины. Но Жозеф не слышал ее и не видел. Тогда она принялась кричать без остановки: «Жозеф! Жозеф!» «Если он и сейчас меня не услышит, я брошусь ему под машину, может, тогда он наконец остановится», — решила она.

Жозеф затормозил. Сюзанна тоже остановилась и улыбнулась ему. Она была так удивлена и обрадована, встретив его, как будто они не виделись страшно давно, может быть, с самого детства. Жозеф поставил машину у тротуара. Она-то ничуть не изменилась. Все те же дверцы, прикрепленные проволокой, и обнаженная, тронутая ржавчиной арматура капота, сорванного когда-то в приступе гнева самим Жозефом.

— Что ты тут делаешь? — спросил Жозеф.

— Гуляю.

— Откуда у тебя эти шмотки?

— Взяла у Кармен.

— Так что ты тут все-таки делаешь? — снова спросил Жозеф.

Одна из женщин что-то сказала Жозефу, и он ответил:

— Это моя сестра.

Вторая женщина спросила у первой:

— Кто это?

— Его сестрица, — ответила первая.

Обе улыбнулись Сюзанне с вымученной любезностью. Они были в облегающих платьях, одна в зеленом, другая в голубом, и обе были очень сильно накрашены. Та, что обнимала Жозефа, выглядела моложе. Когда она улыбалась, становилось заметно, что сбоку у нее нет одного зуба. Они явно явились из припортового борделя, и Жозеф, наверное, подобрал их где-нибудь на улице, у входа в кинотеатр.

Жозеф так и сидел в машине. Вид у него был недовольный. Сюзанна ждала, что он и ей предложит сесть, но он явно не хотел этого делать.

— А почему ты одна? — спросил он только для того, чтобы что-то спросить. — Где мать?

— Не знаю, — сказала Сюзанна.

— А что с брильянтом? — спросил опять Жозеф.

— Не продан, — быстро ответила Сюзанна.

Она стояла рядом с Жозефом, облокотившись о машину. Сесть без приглашения она не решалась. Жозеф прекрасно все понимал, но не хотел идти ей навстречу. Женщины, похоже, не интересовались тем, что происходит.

— Тогда пока, — сказал наконец Жозеф. Сюзанна резко отдернула руку от дверцы машины.

— Пока.

Жозеф несколько смутился и в нерешительности посмотрел на Сюзанну.

— Куда ты идешь?

— А мне плевать, иду, куда идется.

Жозеф колебался. Сюзанна повернулась и пошла.

— Сюзанна, — вполголоса позвал Жозеф.

Она не ответила. Жозеф медленно тронулся с места. Сюзанну он больше не окликал.

Сюзанна дошла по проспекту до соборной площади. Жозефа она ненавидела. Она больше не замечала обращенных на нее взглядов, а может быть, просто стемнело и на нее перестали обращать внимание. Вот если бы встретить здесь мать… Но на это лучше не надеяться. Мать никак не может появиться здесь, здесь люди прогуливаются и отдыхают, а мать мечется по городу со своим сокровищем. И охотится за мсье Чжо. Как она не понимает, что похожа на состарившуюся проститутку, затерявшуюся в большом городе! Раньше она бегала по банкам, теперь по ювелирам. Эти ювелиры доконают ее. Когда она возвращается вечером на последнем издыхании и, не съев ни крошки, вся в слезах, падает на постель, невольно приходит в голову мысль, что все эти банки и ювелиры сведут ее в могилу. И откуда у нее берутся силы, чтобы еще держаться, чтобы вновь и вновь устремляться за невозможным, за тем, что она называет своими «правами» и что давно стало ее безумием?