Писатели и любовники - Лили Кинг Страница 31

Прошу его проверить, не застряли ли у меня между зубов маковые зернышки, и отправляюсь к двери.

Это не Оскар. Это Сайлэс. От его вида меня встряхивает. Выглядит моложе, стройнее. На нем черная кожаная куртка, старая, с глубокими складками и облезлыми молниями на карманах.

– Прости, что вытаскиваю тебя с работы. Просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке.

– Все хорошо. – Машу на свои столики за дверью: – Почти все счета выданы. Сам как? Как твоя поездка? – Пытаюсь вычислить, сколько прошло времени с тех пор, как он вернулся. Где-то недели две. Оставил мне пару сообщений, а затем сдался. Хватит с меня таких вот парней, вкл-выкл, то он есть, то нет его. Я свой урок усвоила.

– Хорошо. Хорошо. – На стойке дежурного администратора стопка визитных карточек, и он теребит их пальцем. Ффхт. Ффхт. Вскидывает взгляд. – Прости, что я сорвал нам свидание. Просто хотел сказать тебе это лично. Понимаю, почему ты сердишься или… – Фхт.

Дверь у Маркуса открыта, и я знаю – тот прислушивается к каждому слову.

– Ты не обязан объясняться.

– Я хочу, – говорит он громче, чем собирался. – Извини. Просто. В прошлом году на меня то и дело находило это ощущение, такая горячка, что ли, понимаешь? Мне нужно было двигаться. И на этот раз у меня возникла возможность по правде уехать, и я чувствовал, что надо хвататься за нее, хотя я вправду хотел с тобой на свидание. По правде. Очень. Просто хотел вот это объяснить. Думал, свидание с тобой выйдет лучше, если я выгоню из себя это ощущение.

– Понятно. Мне правда понятно. Спасибо, что сказал. – Пытаюсь сказать так, чтоб получилось как отрезать, что это конец и возможность того свидания упущена. Пытаюсь уйти в обеденный зал, но тело не слушается. – Нашлись там какие-нибудь проблески возвышенного? – слышу я свой голос.

– Один-другой. – Улыбается.

Я и забыла, что у него зуб сколот.

Черт.

– Возвышенное тебя рано или поздно настигает.

Кивает. Мои столики уже, наверное, все положили кредитки. Он вскоре спустится по лестнице на улицу, и от этого в животе у меня делается пусто, хотя живот у меня набит маковым пирогом Элен.

– Так что скажешь? – спрашивает он.

– Может, нам стоит сходить в музей.

– Суббота?

Фабиана выходит и заявляет права на свою стойку. Сайлэс выпускает из рук стопку карточек.

– Суббота годится. Но я в три работаю.

– Заберу тебя в десять тридцать.

По лестнице спускается, как мальчишка – быстро, в одно движение, единым шумным грохотом. Дверь внизу захлопывается.

Возвращаюсь в зал, и мои столики на меня злобно пялятся. В глаза не смотрю, устремляюсь к официантской станции.

– Умоляю, скажи мне, что ты этого не упустила, – говорит Гарри.

– Не упустила.

– Ах ты вертихвостка в замаранном фартуке, – говорит он и вручает мне два чека по кредиткам, которые пробил за меня.

Ранним субботним утром распечатываю черновик своей книги для Мюриэл. Слова лезут из машины, смотреть на них невыносимо. Не знаю, что они говорят. Не знаю, о чем эта книга. Вижу имя Клара, и внутри у меня ёкает. Я правда назвала героиню Кларой? Через пятьдесят страниц в комнате у меня делается влажно и пахнет, как в копировальной лавке, где я работала, пока училась в колледже, – пахнет сырой бумагой, тонером и электричеством. Стопка в лотке принтера делается слишком высокой, страницы начинают соскальзывать, и я забираю первую часть книги, выравниваю край и кладу листы лицом вниз на стол. Это повторяется пять раз, и вот принтер сплевывает последнюю страницу и резко отключается. Кажется, будто он сейчас должен запеть. Переворачиваю стопку – и вот все готово. Укладываю рукопись в старую коробку “Кинко”⁸², пишу на крышке имя Мюриэл и сую к себе в рюкзак, чтобы не начать опять править на страницах.

Приезжаю к ее дому, оставляю коробку на почтовом столике в вестибюле здания. По пути домой представляю себе, как она рассказывает, что рукопись не получила, а через год я вижу, что эту книгу опубликовал кто-то из жильцов ее дома – возможно, парень, работающий в магазине тропических рыбок, который отпирался, что ворует у Мюриэл смягчитель для одежды, – и мне предстоит судиться с ним, подтверждая свои права бесчисленными записями у меня в блокнотах и на компьютере. Дело на открыть и закрыть, как сказал бы в таких случаях мой адвокат. Но заплатить адвокату у меня будет нечем, и придется отстаивать свои интересы самой. Или позвоню своей подруге Сильви в Вирджинию, она юрист по интеллектуальной собственности. Изучала историю искусства и драматургию, я видела ее в “Трех сестрах” и “Аркадии”⁸³, и оба раза она совершенно преображалась. Когда выходила на сцену, я не узнавала свою подругу. Воображаю ее в конторе в Александрии, как она там по многу часов в день играет роль юриста. Думаю о людях, играющих роли, все больше удаляющихся от себя самих, от того, что ими движет, что будоражит их изнутри. И думаю о моем романе на почтовом столике у Мюриэл – и надеюсь, что парень с тропическими рыбками мой роман не тронет.

Возвращаюсь домой, комната все еще пахнет печатью, и тут меня настигает первая волна страха, что роман прочтут. Сайлэс приедет через двадцать минут, времени барахтаться в этом у меня нет. Прыгаю под душ, а когда вылезаю оттуда, нос у меня по-прежнему красный от студеной поездки в Кембридж. Чтобы уравновесить эту красноту, наношу слишком много румян, отыскиваю чистую рубашку – не ту, я почти уверена, в которой была на тусовке, где познакомилась с Сайлэсом. На тусовке у Оскара. Но тогда он не был Оскаром. Он был автором, подписывающим в соседней комнате книги, которые мне не по карману.

У Сайлэса лаймово-зеленый “ле кар”⁸⁴ со ржавой сквозной дырой в пассажирской дверце. Изнутри она заклеена изолентой.

– Это автомобиль моей сестры. Ее давний парень его изуродовал.

– Чем?

Он обходит машину, направляясь к водительской дверце, садится внутрь.

– Гарпуном. Он коллекционировал морское оружие. Гляди, пробило аж вот досюда. – Показывает край моего сиденья, я отодвигаю ногу и вижу дыру в обивке.

На мне юбка, ноги поэтому голые, а от его пальцев в такой близости возникает некоторое бурление моего преисподнего.

Он переключает скорости, по полу катаются пустые бутылки и мусор. Машина воняет грязными носками и напоминает мне комнату Калеба, когда он взрослел. На Сайлэсе та же кожаная куртка, поскрипывает, когда он перекладывает руку с рычага коробки передач на руль. Не знаю, что мы будем говорить друг другу. Запах носков меня смущает, хочется, чтобы пальцы Сайлэса опять оказались рядом с моей ногой.