Что гложет Гилберта Грейпа? - Питер Хеджес Страница 28

P. S. Сегодня вечером по ТВ «Голубые Гавайи». Один из его любимых фильмов. Хочешь посмотреть?

Пробегаю глазами список. Можно подумать, на целую армию или футбольную команду. Пять караваев хлеба, бесчисленное количество чипсов, упаковки диетического имбирного напитка, майонез, контейнеры и контейнеры масла — конца-краю не видно. Ей недостало храбрости попросить меня напрямую. Не один год я работаю на эту звездную команду из мужа и жены, но ни разу не клянчил в долг. Однако наш совокупный доход нынче не покрывает растущих аппетитов семьи, так что выбора у меня, по сути, нет.

Только в четверть седьмого собираюсь с духом. Магазин опустел, мистер Лэмсон подметает под кассой.

— Босс? — подхожу я к нему.

— Да. — Он останавливается и спрашивает: — Что случилось, сынок?

— Мм…

— Все в порядке?

— Эми принесла список продуктов.

— Ну что ж, у нас всего предостаточно. Закончились только консервированные персики и груши. Так что… приступай. — Он улыбается, довольный, что его продукты вот-вот станут нашими.

Я могу смотреть только в пол.

— Поскольку… мм… Эллен пришло время снимать брекеты, а перекрытия в доме требуют срочного ремонта… мм… она принесла всего тридцать долларов…

— Мне даже совестно, что ты спрашиваешь. Бери в кредит все, что нужно. А расплатишься, когда сможешь, Гилберт. Я же тебя знаю.

— Да, сэр.

— Это все, сынок?

Киваю.

— Приступай к покупкам. — Мистер Лэмсон, насвистывая, отходит.

Беру тележку и методично отмечаю в списке каждую позицию; на все про все мне потребовались три тележки и час времени. Мистер Лэмсон пробивает чеки; получается двадцать три битком набитых стандартных пакета на общую сумму триста четырнадцать долларов тридцать два цента.

Когда я начинаю: «Простите», он тут же меня прерывает: «Не извиняйся».

Целая вечность уходит на то, чтобы аккуратно уложить все мешки в кузов. Когда я втискиваю на свободное место пакет с яйцами и с молоком, на стоянку заруливает универсал Карверов. Миссис Карвер опускает свое окно, выключает фары, но не торопится заглушить двигатель. Как видно, это встреча для быстрых переговоров.

— Привет, — говорит она.

— Привет, — отвечаю.

И продолжаю заниматься своим делом.

— Угадай, что будет в четверг? — тараторит она.

Пожимая плечами, гружу в кузов следующий пакет.

— Годовщина. Семь лет. Семь лет со дня твоего первого… визита.

— Подумать только, — с расстановкой говорю я.

— У Кена в четверг масса встреч. Мальчиков могу отвезти в бассейн. Как ты смотришь на юбилейный пикник?

— Мм… — отвечаю. Останавливаюсь, весь мокрый от погрузочных работ, и поднимаю на нее глаза.

— Приготовлю все твое любимое. — Она тараторит еще быстрее.

— Сейчас мне затруднительно думать о еде. Совсем нет аппетита. — Указываю на бесчисленные пакеты, но она не улавливает никакой связи.

Похоже, кроме меня, она ничего не замечает. Но вдруг у нее морщатся губы.

— В чем дело, милый?

От слова «милый» у меня голова врастает в плечи. Вот уже семь лет я — ее милый, ее секрет, ее солдатик. Я даже на свидание ни разу не ходил. У меня была только миссис Бетти Карвер. Хватит уже этих тайных встреч.

— Что случилось?

Поворачиваюсь и смотрю на нее в упор. В моих глазах она видит только холод.

— Ах вот оно что, — говорит она. — И тебе это так легко?

— Нет… нелегко.

Последний пакет уже в кузове. Свет в продуктовом магазине «Лэмсон» выключен, дверь заперта. Я возвращаюсь к миссис Карвер — и не могу сдержать словесный поток:

— Почему ты выбрала меня? А? Ты могла выбрать кого угодно. Ты могла выбрать Лэнса Доджа! Но ты выбрала меня. Даже сейчас в городе полно молодых парней, которые были бы счастливы… это… у тебя поучиться. Есть эффектные парни. Накачанные. Выросшие на фермах. Какого дьявола ты выбрала меня — ума не приложу!

— Я пропускаю мимо ушей этот выплеск. У тебя был долгий день.

Пинаю ботинком покрышку.

— Пикник. Где всегда. В четверг у нас годовщина. Либо ты приедешь, либо нет.

Я не отвечаю.

— Да. У меня был выбор. Но я выбрала тебя.

— Почему? Скажи: почему? А?

— Потому что.

— Давай. Говори.

— Потому что я знала: ты никогда не бросишь своих родных. Я знала, что ты никогда не уедешь из Эндоры.

Смотрю на свой пикап. Заднее окно грязное.

— Пикник, Гилберт. На нашем месте. В четверг. Надеюсь, ты приедешь. — Она прекращает эту пулеметную очередь и почти другим тоном спрашивает: — Или ты так прощаешься?

Разглядываю свои теннисные туфли. Пора новые купить.

Она говорит:

— Я ведь тоже могу распрощаться. Могу.

— Послушай, — говорю я. — В кузове молоко греется. Мороженое тает.

— Что-что?

— Продукты. — Стараюсь не смотреть ей в глаза.

Отступая назад, она шепчет:

— Прощай.

— Ты должна быть счастлива, что это сказала! — кричу я.

— Нет. Я отнюдь не счастлива!

— Однако же ты улыбаешься!

— Так бывает, правда? Смешно.

Задним ходом она выезжает со стоянки на проезжую часть. Я машу, чтобы она притормозила. Опускает окно:

— Ну что еще?

— Фары.

Ее взгляд прикован ко мне. Левая рука нащупывает переключатель; вспыхивают фары. Я стою на месте, пока ее автомобиль не скрывается из виду.

Наверное, мне полагается грустить. Или испытывать хоть какое-нибудь чувство.

Окидываю глазами пакеты с продуктами, и перед мысленным взором возникает картина голодающих детей. Тут костлявое тельце, там вздутый живот — и пересохшие материнские груди. Что-то порочное есть в доставке всей этой еды ко мне домой. Что-то порочное есть во мне, подсказывает внутренний голос, но я спешно меняю тему. По дороге домой включаю радио и подпеваю.

В голове бьются ее слова: «Я знала, что ты никогда не уедешь из Эндоры». Я еще им покажу, говорю я про себя. Я еще всем им покажу. На среднем из трех городских светофоров зеленый свет сменяется желтым, потом красным. Останавливаюсь. Жду. Горючего у меня хватит до Иллинойса или до Кентукки, припасов хватит на всю жизнь. Можно начать с чистого листа.

На светофоре загорается зеленый. Это мой шанс. Но я сворачиваю на свою улицу и мигаю дальним светом. Наш слабоумный стоит у бордюра в ожидании этого сигнала. Он мчится в дом, не сомневаясь, что это я. Не успел я свернуть к дому, как на крыльцо выскакивают Эми и Эллен.