История одной семьи - Роза Вентрелла Страница 21

— Это деградация еще и лингвистическая, уважаемые Де Сантис, — произнес он наконец. — Вот вы, позвольте спросить, на каком языке говорите дома? В присутствии девочки.

Мама с папой опять переглянулись. Я никогда не видела отца таким смущенным.

— Немного на диалекте, немного по-итальянски, — призналась мать, и страх в ее интонациях намекал, что она ожидает упрека.

— Вот именно, синьора. Здесь так везде. Эти дети растут, не зная языка нашей страны. Они иностранцы на своей же родине. — Учитель поправил очки, а потом решил их снять. Закрыл смятую книжку, которую держал в руках, и молитвенно сложил ладони: — Короче говоря, господа Де Сантис, я вызвал вас сюда, потому что нахожу способности Марии выражать свои мысли выдающимися. Еще более удивительно, что они процветают в такой обстановке, как эта… — Он покрутил рукой и сжал губы, прежде чем выдать подходящий термин: — Убогой, давайте посмотрим правде в глаза.

Я ожидала, что папа примет эту характеристику за оскорбление. Но совсем нет. Он не стал грубить в ответ, просто молча сглотнул. Затем учитель снова сравнил меня с губкой:

— Да, короче говоря, она поглощает абсолютно все. Накапливает переданные мной знания, а потом вытаскивает их на свет в нужное время.

Я начала успокаиваться. Мне льстило, что мама и папа могут гордиться мной.

Учитель достал из ящика мое сочинение, развернул и показал нам. Мама не очень хорошо читала, поэтому откинулась назад, слегка скривив губы, будто в едва заметной улыбке. Папа же, любивший книги, начал быстро читать, без труда разбирая мой почерк. Я отлично помнила это сочинение. Его идея появилась у меня под Рождество. Незадолго до праздников учитель положил каждому из нас на парту рождественскую открытку и попросил описать изображенную картинку и придумать связанную с ней историю. Большинство моих одноклассников еле выжали из себя хотя бы одну страницу. Я же, напротив, сочла задание захватывающим. Горная хижина, маленькая печная труба под снежной шапкой, белоснежное одеяло, накрывшее окрестности, звездное небо. Идеальное место для идеальной семьи.

— Видите ли, господа Де Сантис, у вашей дочери талант рассказчика.

Мама поерзала в кресле и улыбнулась мне:

— Я знаю, синьор Каджано. Я всегда говорю Марии, что она очень разумная и должна учиться.

— Замолчи, Тере, пусть учитель говорит.

Тот снова надел очки и написал что-то на листе бумаги.

— Вот название школы. — Он показал нам листок. — Я, с вашего позволения, считаю, что Мария должна посещать учебное заведение, соответствующее ее уровню. Здесь ей не обрести своего призвания. Слишком много негодяев, которых надо держать под контролем. Некогда заниматься одаренными детьми, и со временем их таланты неумолимо гаснут.

Мама и папа выглядели озадаченными.

— Это отличная школа, немного далековато отсюда, но Мария может ездить на автобусе.

Я хорошо помню, какой удар почувствовала, прочитав на листке: «Пресвятое Сердце Иисуса».

«Монахини. Меня отправит к монахиням».

Сердце снова пустилось вскачь. Я не ощущала себя готовой к суровым порядкам религиозного учреждения, к умеренности во всех аспектах жизни. Учеба и духовность.

— Подумайте об этом. Не надо отвечать мне сразу. Обучение там, разумеется, платное, но я уверен, что сестра Линда, мать-настоятельница, по моей просьбе предоставит вам льготы.

— Хорошо, мы подумаем, — мягко ответил папа.

Он собирался добавить еще что-то, но учитель шумно встал и подался вперед, протягивая руку:

— Теперь я должен попрощаться, извините. Но мы вернемся к этому разговору, если сочтете нужным. Ради будущего Марии.

И учитель ушел, не удостоив меня даже взглядом, что причинило мне боль. Я ждала от него какого-нибудь ободряющего жеста, хотя бы похлопывания по плечу. Однако синьор Каджано был не склонен к сантиментам.