Русская красавица. Напоследок - Ирина Потанина Страница 15

Кстати, все, что касается этой информации — а ее нынче расплодилось немеренно — и саму меня раздражает, да доводит до белого каления.

Как пример, они совершенно опопсили автостоп. Невесть откуда взявшиеся теоретики трассы сейчас придумывают какие-то правила, устраивают слеты и конференции… Назидают, нудят и … тем обращают в прах все хорошее. От их «не голосуй на подъеме», «одевай комбинезон со светящимися вставками, чтобы быть заметным в темноте», «считай километраж, стаж может пригодиться…» разит тошнотворной идеей избранности и… все той же злополучной несвободой. Стоп ради стопа — это бред! Нет ничего героического в том, что ты вышел на трассу и вовремя поднял руку. Гордиться самим фактом своего автостопного опыта — просто смешно. Спрашиваешь, чего я так завожусь? Да ты просто зайди в Интерент и глянь на все эти маразматичные «мне еще 15 лет, но я уже занимаюсь автостопом»…

Это «занимаюсь», кстати, четко ассоциируется у моей памяти с другим проявлением наигранной избранности. Возможно, более оправданным, но все равно ужасно смешным. Рассказать? Дело было очень давно, дело было в Москве. Очередная развеселая компашка знакомых оказалась телевизионной, и потому, пока ребята делали передачу о творческих ресурсах своего канала, мы с девчонками шаталась за ними по пятам. Типа, помогали: записывали, придумывали идеи, резали закусон и варили кофе. Но большей частью отвлекали, разумеется, в чем ни у кого не поднимался язык нас упрекнуть. А поднималось кое-что другое. Но мы по тем временам были девочками неприступными, потому делали большие глаза, отнекивались, требовали большой трагичной любви, и потому дальше легкого петтинга ни с кем из той тусовки так и не зашло. Хотя, это у меня не зашло. Про остальных доводилось слышать всякое, но это уже их подробности. И не об этом я сейчас. Одно из интервью брали у одного занятного компьютерного графика. С первого взгляда стало ясно, что человек твердо уверен в собственной исключительности и гениальности. А уж когда он открыл рот…

— Я — аниматор! — торжественно и бесконечно серьезно произнес он, гордо откидывая голову назад. — Я анимирую по ночам! Каждый раз, когда я делаю это, у меня рождается такое чувство, будто, будто…

Дальше я не дослушала, потому как пулей вылетела из помещения, чтобы никому не мешать. Содрогаясь от по возможности беззвучного хохота, я чуть не была сбита с ног еще парочкой не имеющих больше сил сдерживаться участников мероприятия.

— Нет, ну король! Просто царь! — хохотали уже во все горло, просматривая запись.

— Каждую ночь я делаю это! — с пафосом повторял интервьюируемый, и веки его дрожали — не то от нервного тика, не то от неудачных попыток изобразить демонический блеск в глазах. — Днем, когда вокруг много шума и никчемных людей, я не чувствую вдохновения… Я анимирую по ночам!

Справедливости ради, надо заметить, что всех моих ребят потом с работы повыгоняли — кого за строптивость, кого за пьянство и разгильдяйство, а этот анимист остался. Вероятно потому, что, в отличии от всех нас, пусть по ночам и в тесном соседстве с бескрайней манечкой, но он все-таки действительно делал что-то серьезное. В отличие от бесконечно кичащихся собой новоявленных автостопщиков-теоретиков.

Какой комбинезон, какой стаж, какое «занимаюсь»??? Испокон веков народ выходил на трассу, без всяких снаряжений, правил и прочих напрягов. Выходил, чтоб ехать, а не чтобы потом героическим шепотом рассказывать о том, как это было. Помнишь, у БГ: «Двигаться дальше!» И весь кайф тут не в ритуалах и принадлежности к касте, не в спортивном интересе или самоутверждении, а в… я не знаю, как выразить. Когда ты идешь на яхте — есть ты и ветер. Когда летишь на параплане — аналогично. Ты наедине со стихией. Не против — а вместе. Как сообщающиеся сосуды или отчаянные любовники (что, впрочем, в некоторых случаях одно и то же) вы диффузируете друг в друга, и двигаетесь слажено и четко, будто не разные существа, а единый организм. Автостоп — тоже единение со стихией. В данном случае — с самой судьбой. Если ты делаешь все от себя зависящее, если ехать тебе действительно нужно, то она не останется в стороне и поможет. Я всегда ездила лишь когда это было действительно нужно. Ах, вы не продаете мне билеты? У вас кончились? Забавно. А у тех, кто, якобы, не от вашего имени перепродает из втридорога только начинаются… Пойти к ним? Ах, эти билеты стоят столько, что их невозможно себе позволить? Ах, у вас попросту нет поездов на это время? Ну не маразм ли?! Самое удобное для поездки время, самая оживленная ветка сообщения и окно в двенадцать часов… Ну кто, кто составляет эти расписания? Впрочем, не беда, имеется альтернативный вид транспорта — свои личные, бесплатные две ноги — всегда в готовности. Пойду!

И я шла. Выходила на трассу, упрямо вышагивала в нужном направлении, голосуя всему, проходящему мимо, и не на миг не останавливаясь. Это ценили. Все, даже самые безумные мои «стопы», проходили быстро и успешно. Могучее слово «воля» — это и сила, и свобода в одном лице. Это ветер в лицо, кеды в пыли, а на лице — полусумасшедшая улыбка человека, вдруг познавшего, в чем смысл жизни.

Тьфу, до чего нелепо я вдруг отвлеклась от темы. Да еще и завралась совершенно в своих попытках произвести впечатление.

Не слушай меня. В тот раз я ехала поездом. Как нормальный человек, купив в кассе билеты, выстояв предварительно ругачую очередь, шуганув всех, кто предлагал купить билеты с рук, и вообще во всем ведя себя, как обычный обыватель. Разве что копченую курицу в дорогу не покупала. О чем, кстати, потом жалела ужасно, ввиду напавшего голода.

Я ехала поездом, оставив свои автостопы в далекой юности. Нынче кишка тонка? Не знаю. Скорее, просто незачем было лишний раз проверять терпение судьбы на прочность. Своим бегством и всеми предшествующими событиями я итак заставила своих ангелов— хранителей перетрудиться. К тому же, в Белгороде, где я собиралась выйти на денек, дабы встретиться с давними любимыми друзьями, поезд оказывался как раз в подходящее для того, чтоб застать всех еще дома, время… В общем, поездом оказалось удобнее.

Но духом, духом-то я все равно осталась прежней. И ни на миг не забуду, ни на шаг не отступлюсь и… в общем, упуская тот факт, что в этот раз их Москвы в Симферополь я перемещалась, как все порядочные граждане, в остальном, это письмо говорит правду и показывает меня настоящей. Правда, наверное, тебе это все совсем не интересно. Тебе ведь подавай сюжет и яркую историю, а не рассуждения, так?»

На этом письмо обрывалось. Незаполненные крупные клетки, словно чьи-то пустые глазницы, смотрели зло и устрашающе. Артур не мог понять, в чем дело, но четко ощущал — из предыдущего текста Сонечки торчала агрессия. Собственно, она всегда была умелицей срывать раздражение на близких людях. Вероятно, нечто во внешней жизни испортило Сонечке настроение и «завело» ее, а она теперь отрывалась — пусть письменно, пусть мягко— на Артуре.

«Любопытно, кто и чем довел ее до такого состояния?» — подумал он и перелистнул страницу, с целью найти ответ. Оказалось, то, что Артур читал — черновик. Похоже, зайдя в тупик, Сонечка почувствовала, что пишет ненужное, и решила начать письмо заново. А предыдущий текст так и оставила болтаться в тетради. Бросила на произвол судьбы, а судьба оказалась щедрой и на удивление быстро довела письмо до адресата. Причем уже против воли автора. Воистину, неисповедимы пути…