Потешный русский роман - Катрин Лове Страница 12

— Советую вам бросить этот сюжет, Валентина, нет, не советую — настаиваю.

— С какой стати?

— Вы ведь романистка. Не стоит тратить талант на такую заурядную и скучную историю, в которой вы, к тому же, вряд ли сумеете разобраться. Честно говоря, это скучное дело выходит за рамки всеобщего разумения.

— А по-вашему, романисты должны браться только за примитивные сюжеты?

— Дело Ходорковского — это realpolitik [11]. Надеюсь, мне нет нужды рисовать вам всю картину в целом. Россия изменилась. Невозможно зависеть от русского газа, русской нефти и от бог знает какого количества русского урана и выступать с комментариями по любому, даже самому незначительному, поводу.

— Неужели?

— Невозможно. Ситуация там мало-помалу налаживается. Нужно дать им время и иметь терпение. Это огромная страна, русские не могут поспевать всюду и сразу. Свобода опьянила их в 1989-м, и они все еще мучаются похмельем. Об этом тоже следует помнить.

Человек, беседующий со мной в гостиной со скрипучим паркетом — чиновник Министерства иностранных дел моей страны. Его зовут Карл. У Карла богатый жизненный и профессиональный опыт, он обжора, спортом не занимается — не хочет, да и времени не имеет. Карл блистательно защищает внешние интересы нашей с ним родины. Он лучше всех знает, что такое маленькая страна. Маленькая страна это вам не большая страна. Внешняя политика маленькой страны напрямую зависит от размеров ее территории. Карл никогда об этом не забывает, а если кого-то вдруг подведет память, он мигом напомнит — красноречивым взглядом, благообразным лицом и изящными, внушающими доверие манерами.

Я вытягиваю затекшие ноги и касаюсь носами туфель толстого ярко-оранжевого пакистанского ковра, украшающего кабинет Карла. Мне все здесь нравится — ковер, мебель, выдержанная в строгом, функциональном стиле, и сама атмосфера: яркий свет, белизна, тишина. У моего собеседника хороший вкус. Я решаю перейти от проблем дизайна и декора к современной швейцарской истории.

— Если я правильно помню, Карл, Генеральная прокуратура Швейцарии заморозила часть счетов «Юкоса», так? И, если я не ошибаюсь, сумма была запредельная, шесть миллиардов франков. Шесть миллиардов и сколько-то там сотен миллионов. Небывалое дело. Это вы называете не лезть с комментариями по любому поводу?

— Любой может совершить оплошку. У Генпрокуратуры было много других забот. Дрязги там всякие, ну, вы понимаете… Сейчас все наладилось, и бо́льшую часть счетов разблокировали.

— Очень интересно.

— Напоминаю — наша встреча носит сугубо конфиденциальный характер, все, что я говорю — «не для протокола».

— Ни одно слово не выйдет за пределы этой комнаты, Карл, обещаю вам.

— Я говорю с вами, заботясь исключительно о ваших интересах, Валентина.

— Я ни на миг об этом не забываю.

— Лучший способ избежать неприятностей — не напрашиваться на них.

— Я прекрасно вас поняла. Мне не нужны неприятности. Я просто хочу написать русский роман.

— Блестящая идея! Напишите добротный русский роман, полный неожиданных сюжетных поворотов, и забудьте о деле Ходорковского. Сюжетов в наши дни хватает! Сочините красивую историю о постсоветской любви, вам с вашим изящным стилем это будет нетрудно.

— Откуда вам известно, что у меня изящный стиль?

— Оттуда, что я вас читаю, дорогая Валентина, я вас читаю! И доводил это до вашего сведения.

— Хотите сказать, что хвалили в письме изящество моего стиля?

— Я наверняка нашел более… изысканные эпитеты.

— О да, конечно.

— Я пытался довести до вашего сведения и другие вещи, Валентина.

— Простите, Карл, у меня иногда голова становится дьгрявой как решето.

— Обожаю ваше чувство юмора… Кстати, мьг договорились пообедать, я заказал столик, не забыли?

— Вы ничего мне об этом не говорили, но не огорчайтесь, никто не может помнить все обо всем, даже вы.

— Ха-ха-ха.

— Я в любом случае напишу русскую любовную историю.

— В добрый час! Она наверняка будет иметь успех.

— С Михаилом Ходорковским в качестве главного героя.

— Но послушайте, Валентина…

Мои встречи с Карлом носят эпизодический характер. В последний раз мы виделись два месяца назад, на приеме в честь финансистов, обеспокоенных судьбой денежных потоков и поступлений. Новый Шквал [12]обрушился на сад нашей процветающей родины, где полно коров, гор и сейфов. Орудие небес, само собой разумеется, не метило ни в наши стада, ни в наши камни. В таких случаях приходится устраивать всяческие танцульки, чтобы поговорить о том и о сем, а еще о банковских делах, пока кто-то за кулисами спасает то, что можно спасти. На приемах Карл блистает ораторским искусством. Он всегда умеет разрядить обстановку, за что ему прощают даже эпатажные, на грани приличий, принятых в его среде, костюмы «мраморных» расцветок. Поздно вечером, исполнив все, что должен был исполнить, он снова укорил меня за то, что мы редко видимся, и я признала его безоговорочную правоту. Мы пропустили несколько стаканчиков сингл молт [13], чтобы наверстать потерянное время. Все истории Карла весьма интересны и очень забавны. Внешняя политика не имеет ничего общего с кино, но в интерпретации Карла она часто напоминает вестерн. Карл — чиновник высокого ранга, он великолепно разбирается в ковбойском менталитете, без которого не обойтись ни в сценариях, ни в политике, и в действиях, имеющих целью умерить пыл и смягчить притязания. Любые. Больше всего Карл любит сцену, в которой бедолага падает с лошади мордой в грязь, теряет кольт, все думают, что ему конец, но не тут-то было. Пистолеты дымятся, пули свистят и летят во все стороны, а наш герой извивается, ползет, как змея-песчанка, и — вуаля! — закапывается в песок и остается целым и невредимым. А «хороший, плохой, злой» [14], не заметив его, бредут дальше по своим делам. Карл часто повторяет: хитрость как стратегия ничего не стоит, особенно если средств мало и стратегия слабо разработана. А вот настоящая хитрость, продиктованная инстинктом самосохранения, творит чудеса. Потому-то страны, «захлебывающиеся» полезными ископаемыми и вооруженные до зубов по последнему слову техники, не слишком впечатляют Карла. Его собственная страна горных вершин и банковской тайны занимает позицию «лежать-ползти». Можно подумать, что между нашими альпийскими вершинами имеется некоторое количество песков пустыни. Карл играет роль аниматора, ой-ёй-ёй, не будем преувеличивать, дорогой друг, ха-ха, пока его солдатики по мере надобности ползают и падают в тихой спасительной темноте.