Штормовой день - Розамунда Пилчер Страница 12

Он выступил вперед, на ходу снимая очки в роговой оправе, а я с наслаждением опустила на пол свой чемодан.

— Добрый день.

— О, добрый день. Я по поводу кресел, которые выбрала в прошлый понедельник. Вишневого дерева, с овальными спинками.

— Да-да, знаю.

— Одно из них требовало ремонта.

— Его починили. Хотите забрать их сейчас?

— Нет. Сейчас я с чемоданом. Мне не утащить их. И я уезжаю на несколько дней. Я подумала, что если оплачу сейчас покупку, то, может быть, вы подержите их до моего возвращения.

— Конечно. — У него был очень приятный низкий голос, и когда он улыбнулся, мрачноватое лицо его осветилось.

Я засуетилась, открывая сумочку.

— Могу я расплатиться чеком? У меня есть банковская карточка. [6]

— Хорошо, хорошо. Хотите сесть за мой стол? Вот ручка.

Я начала заполнять чек.

— На чье имя писать?

— На мое. Тристрам Нолан.

Я порадовалась, что этим милым заведением владеет он, а не мой невоспитанный знакомец-ковбой. Заполнив чек и прочеркнув на нем, как положено, оставшееся пустым место, я вручила чек хозяину. Он стоял и, опустив голову, рассматривал чек так долго, что я даже решила, будто что-то упустила при заполнении.

— Я не забыла поставить дату?

— Нет, все в полном порядке. — Он поднял глаза. — Просто у вас такая фамилия… Бейлис… Не очень распространенная.

— Да, не очень распространенная.

— Вы не родственница Гренвила Бейлиса?

Услышать внезапно эту фамилию именно в тот момент было удивительно, и вместе с тем ничего удивительного в этом не было — разве не так же внезапно бросается в глаза нужная информация, выпрыгивая на нас нежданно-негаданно с газетного листка, из убористой колонки типографского шрифта?

— Да. Родственница, — сказала я и, не придумав причины дольше скрывать от него правду, добавила: — Он мой дед.

— Потрясающе, — сказал он.

Я была озадачена.

— Почему же?

— Сейчас покажу.

Положив на стол мой чек, он вытянул из-за громоздкого дивана с откидным столиком большую, написанную маслом картину в золоченой раме. Он приподнял ее, уперев одним углом о стол, и я увидела, что это картина моего деда: в углу стояла его подпись, а под ней дата: 1932.

— Я только что купил ее. Конечно, ее надо почистить, но, по-моему, картина превосходная.

Я подошла поближе, чтобы внимательнее рассмотреть картину, и увидела песчаные дюны на закате и двух мальчиков — обнаженные, они склонились над собранными раковинами. Живопись картины была, возможно, и старомодной, но композиция замечательная, колорит — нежный и в то же время мощный — подходил для изображения этих мальчиков, беззащитных в своей наготе, но крепких, — с такими в жизни обычно считаются…

— Хороший художник, правда? — сказала я, и в голосе моем невольно прозвучала нотка гордости.

— Правда. Чудный колорист. — Он убрал картину. — Вы его хорошо знаете?

— Я вообще его не знаю. Ни разу не видела.

Он промолчал. Просто ждал, пока я закончу эту странную фразу. Чтобы заполнить паузу, я продолжила:

— Но сейчас я решила, что пора, наверное, нам повидаться. И вот как раз в понедельник еду в Корнуолл.

— Но это же прекрасно! Дороги в это время года будут пустые, и поездка доставит вам удовольствие.

— Я поеду поездом. У меня нет машины.

— Все равно вам предстоит замечательная поездка. Надеюсь, погода вам улыбнется.

— Большое спасибо.

Мы направились к двери. Он распахнул ее. Я подхватила свой чемодан.

— Приглядите за моими креслами, пока меня не будет?

— Конечно. До свидания. И пусть у вас все хорошо сложится в Корнуолле.