Зелень. Трава. Благодать - Шон Макбрайд Страница 11

— А я — миссис Мерфи, — хмуро отвечает она, — а газон стрижет мой муж.

— Прошу прощения, я только хотел сказать, что стригу большинство газонов…

— Я знаю. Спасибо, в помощи не нуждаемся, — огрызается она, возвращая визитку Гарри.

— Брось, Черил, улыбнись наконец, — испуганно просит мистер Мерфи. — Парнишка просто хочет помочь.

— Что, извини, ты, кажется, попросил меня улыбнуться? — переспрашивает она.

— Эээ… Да нет, я так… — бормочет он.

— Вот и хорошо. Иди в дом. Поможешь мне резать сэндвичи к ланчу.

— Уже бегу, дорогая. Ты ведь любишь треугольничками, правда? — спрашивает он уже за дверью.

Марджи с лицом, красным как у рака, смотрит куда-то вдаль.

— Марджи, — говорит Бобби Джеймс, — не хочешь сегодня погулять с нами?

Она благодарно улыбается.

— Может быть. А что вы собираетесь делать?

— Кататься на велосипедах, — отвечает он, подмигивая нам с Гарри. — Ведь так, ребята?

— О да. Кататься на велосипедах, — стараюсь подыграть ему я. Велосипеды — это то, что надо. Я за.

— Ну как, Марджи? — спрашивает Гарри, который все просек и радуется.

— Я с радостью, — отвечает она.

— Здорово. Мы заскочим за тобой, как только поедим и опорожним кишечник, — говорит Бобби.

— Ну давай, до скорого, Бобби, — с улыбкой говорит она, перед тем как неизвестно для чего удалиться в дом.

— А теперь поглядим, сможешь ли ты своей так же, как я, заговорить зубы, — с пятнадцатью пластинками жвачки в пасти говорит мне Бобби Джеймс, и я чувствую его острый локоть у себя между ребер.

Волосы у Грейс Макклейн прямые и темные, кожа бледная и все тело в веснушках — от кончика носа до кончиков пальцев на ногах. Сигаретный дым оставляет налет на ее крупных, как у кролика, зубах. Глаза у нее зеленые, как трава и листья на деревьях. Сисек пока нет. Но я весь терпение. Сиськи будут. Грейс не любит, когда ей вешают, и не важно кто. Она затушит бычок тебе об лоб, если сказанешь что-нибудь ей не по вкусу. У нее есть три биты для стикбола [9]: карвбол, фастбол, слайдер, да и все остальные — форкбол и наклбол, — грубо говоря, тоже (будут готовы к началу весеннего сезона 1985 года). Уж поверьте. Я влюбился в нее три недели назад, когда она позволила мне потрогать ее ноги под одеялом.

В тот вечер мы сидели вдвоем у нее на веранде под половинчатой луной после игры в «Свободу». Было прохладно, и большинство ребят уже разошлись по домам. Грейс на слабо предложила кому-нибудь остаться с ней на улице и поесть мороженого в рожках. Я сказал: а хули — и согласился. Мы переместились к ней на крыльцо. Она уплетала нехилые рожки, шарика на три, не меньше, так, что аж за ушами трещало. Мы их ели, разговаривали и смотрели, как мистер О’Тул, сосед из дома напротив (редкие седые волосы, сзади забранные в хвост), уходит от жены, миссис О’Тул (очень скучные шары не больше второго размера). Пару раз он мотался туда-сюда, из дома к своему грузовику, и зашвыривал в кузов мусорные мешки со всякой всячиной. Это был мирный развод. Миссис О’Тул придерживала ему дверь открытой, пока он бегал с вещами. Они поцеловались на прощание, когда он закончил. Их пятилетний сын Джулиан (плохая стрижка «под горшок») сидел у окна, выходящего на улицу, и, уперев кулаки в подбородок, наблюдал за происходящим.

— У Джона Леннона сына звали Джулиан, и он тоже пережил развод родителей, когда Джон ушел от Синтии к этой щуплогрудой морской ведьме Йоко Оно, — поведал я Грейс. — Чтобы как-то утешить Джулиана, Пол Маккартни написал песню «Неу Jude».

— Не люблю Битлз, — сказала Грейс.

— Ха! За что бы? — раздраженно поинтересовался я.

— У них все песни одинаковые, — ответила она.

— Значит, у тебя тут одни жевательные сигареты, — сказал я ей, указывая на пачку, которую она мяла в кулаке, — коли не слышишь разницы между «Знакомьтесь, Битлз» и «Сержантом Пеппером».

— Знакомьтесь, бля, Битлз, Сержант, бля, Петер, какая на хрен разница, — сказала она, прилепив к губе только что закуренную сигарету.

Я чуть не взбесился, пока она не накинула на нас одеяло и не положила ноги мне на колени. Тут у меня встал. Но вставшего члена мало. Я провел кончиками пальцев от ее лодыжек до шортов. Грейс не пыталась меня остановить. Она курила и улыбалась. Пока все это происходило, мы с ней о чем-то говорили, но я не помню о чем. Я был на автопилоте. Мы с равным успехом могли говорить о колебаниях на бирже или о каком угодно прочем дерьме.

А потом на веранду вышла пьяная и косая миссис Макклейн и прервала нас.

— Я надеюсь, на вас еще что-нибудь надето, кроме одеяла, ребятки, — сказала она, зашвыривая пустую пивную бутылку в корзину для мусора. Хотя она тут же вернулась в дом, момент был потерян.

— Наверное, надо уложить ее в постель, — вздохнула Грейс, перед тем как унести в дом свои ноги вместе с одеялом до утра, а я с болью в сердце поплелся домой, благо вставший член указывал мне путь.

В данный момент мой член указывает на дом Макклейнов, поскольку мы стоим и стучимся к ним в дверь. Нам открывает улыбающаяся миссис Макклейн с банкой пива, которую она держит через синюю прихватку, в руке и, как обычно в жару, в трикотажной рубашке «Иглз» поверх сисек размером с апельсин.

— Йоу, Генри. Йоу, Гарри. — Затем пара секунд замешательства. — Добрый день, Роберт.

На прошлой неделе, когда мы играли в «Свободу», Бобби Джеймс пробежал по их газону и потоптал цветы, посаженные мистером Макклейном, который погиб три года назад при тушении пожара. Миссис Макклейн со дня гибели мужа очень заботилась об этих цветах, пока Бобби Джеймс их не растоптал. Вот она на него и обозлилась.

— Йоу, миссис Мак Ка [10], — говорю я.

— Йоу, Ширли, — говорит Гарри.

— Да, миссис Макклейн, добрый день, — холодно здоровается Бобби Джеймс.

— Заходите, ребята.

— А Грейс дома? — переходя сразу к делу, спрашиваю я.

— Она наверху в душе, — отвечает миссис Макклейн.

Мы дружно всхрюкиваем, как последние идиоты, или бледнеем чуть не до обморока, как последние сучки, — выбирайте, что лучше.

— Присаживайтесь, мальчики, и отдышитесь. Я принесу чего-нибудь попить.

Мы плюхаемся на диванную синтетику. По телеку с приглушенным звуком идет «Достойная плата». Безгрудая телка-байкерша подбегает и вешается на шею хозяину, который целует ее, не забыв облапить за задницу. Миссис Макклейн возвращается с двумя высокими стаканами с зонтиками и дольками лимона, протягивает один мне, другой Гарри, а затем садится рядом с хмурым и обделенным Бобби Джеймсом.