Дом с золотой дверью - Элоди Харпер Страница 11

Отбросив жаркое одеяло, Амара снова садится в постели. Ее будоражат мысли о Филосе, который совсем рядом. Он куда худощавее Руфуса, но его невозможно не заметить; Амара всегда знает, где его можно найти. «Мне просто одиноко, — думает она. — Только и всего».

Амара выдыхает и закрывает глаза. Пытается думать о Руфусе. В уме она пересчитывает его благодеяния, словно монеты из коробочки. Подарки, которые он ей дарил, дом, который он снял для нее, и, главное, свобода, которой он ее наделил. Амара хочет зацепиться за мысль о свободе, но вспомнить о Сатурналиях, о ночи, когда кончилось рабство, ей удается с трудом. Лицо Руфуса, образ Дидоны, напускное сочувствие любовника. И Менандр.

Той ночью Амара видела его в последний раз. Воспоминания о Руфусе туманны и обрывочны, а все, что связано с Менандром, ее память, напротив, сохранила ясным и чистым, словно стекло. И таким же острым. Все видели, как Амара жестоко унизила любимого, не желая потерять богатого патрона. Даже теперь от этих воспоминаний ей хочется провалиться сквозь землю. Она убеждает себя, что у нее не было выбора. Менандр — раб; им с Амарой нечего было дать друг другу, а Руфус способен изменить ее жизнь. Но Амара знает, какова цена этого решения, и от этого она чувствует себя старше и немощнее Фабии.

Амара откидывается в кровати. Она уже очень дорого заплатила за свободу. И не готова лишиться всего, ведь иначе она полностью потеряет себя.

Даже не оборачиваясь, Амара знает, что у нее за спиной Филос с подносом в руках. Утро выдалось довольно прохладным, чтобы сидеть в саду, но Амаре в этой части дома спокойнее, чем в любой другой. Она кутается в дорогой красный плащ, подарок Руфуса.

— Ты решила? — спрашивает Филос, выставляя еду на стол.

— Да.

— И тебя не переубедить?

— Нет.

Амара думала, что Филос станет спорить, но он лишь вздыхает, словно ровно этого и ждал.

— Тогда нужно подумать, как нам быть.

Они садятся на скамью и, разделенные подносом, начинают составлять план. Ночью Амара решила быть сдержаннее в присутствии Филоса, но это не так-то легко. Филос складывает руки на груди, и Амара понимает, что ему, должно быть, холодно в одной тунике. Жаль, она не предложила обсудить все в кабинете.

— Важно, чтобы ты как можно больше рассказала Руфусу, — говорит Филос. — Чтобы ты была с ним честна. Мне кажется, стоит попросить у него разрешения.

— Но если он откажет, я не смогу пойти против его воли.

— Зря ты так говоришь.

— Что именно? — Амара наклоняет голову и расширяет глаза, копируя подсмотренную у Бероники позу. — Что не посмею ослушаться?

— Ты знаешь, что я имею в виду. — Филос отворачивается, чтобы скрыть улыбку. — Иначе тебе придется надеяться, что он поверит в историю о любви и верности и что эта вера окажется сильнее досады на то, что с ним ничего не обсуждали. Полагаю, это вполне возможно. Если Виктория и вправду хорошая певица.

— Ему непременно понравится, — кивает Амара.

— А она не слишком… груба?

— Нет, — отчего-то смутившись, отвечает Амара. Хочется верить, что Филос ее такой не считает.

— Прежде чем торговаться с Феликсом, нужно понять, до какой суммы ты готова дойти.

— Я уже решила.

— И сколько же?

— Лучше тебе этого не знать. Если я скажу, ты станешь меня отговаривать. Но, клянусь, у меня есть эти деньги.

Лицо Филоса каменеет. На нем застывает недовольное выражение.

— Ты уверена, что именно так хочешь потратить свои сбережения?

От равнодушия в голосе Филоса Амаре становится не по себе. Она вспоминает о спрятанной наверху коробочке с монетами. Чем она тяжелее, тем Амаре спокойнее. Все так же оживленно звенят струйки фонтана, все так же беспечно возлежит на краю бассейна каменная Венера. В воздухе разливается аромат первоцветов. Все это — тишина, покой — принадлежит Амаре. Может, она поступает опрометчиво, рискуя всем ради Виктории.

Она чувствует на себе проницательный взгляд Филоса.

— Ты не обязана это делать, — говорит он.

— И все-таки сделаю, — отвечает Амара. — Если хочу и дальше жить в ладу с собой.

Филос молчит, и Амаре кажется, что он, вероятно, заботится не о ней, а боится за себя.

— Я скажу Руфусу, что ты ничего не знаешь, — произносит она. — Скажу, что соврала тебе, будто он мне разрешил. Если так будет проще.

— Зачем тебе обманывать Руфуса? — хмурится Филос.

— А зачем тебе неприятности? Это было бы не очень честно по отношению к тебе, ведь так? Виктория ведь не твоя подруга.

Амара видит, что озадачила Филоса.

— Тебе ни к чему лгать ради меня. Я бы никогда не смог попросить тебя об этом. Да и к тому же… — Филос умолкает, чтобы подобрать слова. — Я не согласен с твоим решением, — наконец произносит он. — Но я его понимаю. И вчера ты была права. Будь я свободным, то поступил бы точно так же. Во всяком случае, мне хочется в это верить. — Филос встает, не глядя на Амару. — Скажи, как соберешься. Я пойду с тобой.

В словах Филоса Амаре слышится похвала, но она не знает, что ответить.

Оставшись одна, Амара подходит к садовой стене. Глядя на портрет Дидоны снизу, она видит искаженное лицо подруги с жестокими узкими глазами.

— Я сделала бы это для тебя, — шепчет Амара, скользя ладонью по ноге Дидоны-Дианы. — Теперь мне ничего не остается, как сделать то же для Виктории, правда? — следуя за печальным взглядом богини, Амара поворачивается к оленю с человеческим лицом. Она не решилась попросить художника о том, чтобы на месте Актеона был изображен тот, кто больше других был достоин этого места, тот, кто виновен в смерти Дидоны. В душе у Амары поднимается волна ненависти. — Ты права, — произносит она. — Он будет страдать, если потеряет ее.

Выйдя из дома вместе с Филосом, Амара здоровается с Виргулой. Торговка тканями развешивает свежеокрашенные полотна — вернее, этим под присмотром Виргулы занимается рабыня. Амара замечает, что руки у девушки испачканы рыжей краской. Отмоется ли она когда-нибудь? И Филос, и рабыня Виргулы молчат, пока свободные женщины беседуют.

— Если захочешь сделать патрону подарок, — говорит Виргула, — у нас есть новая ткань. Белоснежная. Лучше и не придумаешь, чтобы отпраздновать победу своего кандидата. — Виргула с улыбкой кивает на предвыборный лозунг, написанный на стене ее магазина: «Гельвий — лучший кандидат на пост эдила». Виргула как никто умеет снискать расположение нужных людей.

— Замечательная мысль, — отвечает Амара. — Отложи для меня отрез. Я зайду чуть позже.

Кивнув на прощание, Амара уходит прочь; Филос следует за ней. Оказавшись в конце улицы, Амара останавливается, чтобы Филос поравнялся с ней. Он поступал с ней так же учтиво, когда забирал из борделя. Вот только теперь невозможно представить, чтобы Филос предложил Амаре руку и чтобы та ее приняла.