Венские кружева - Елена Федорова

Он сидел на высоком стуле, не мигая глядя перед собой. В руках он сжимал белый кружевной платочек. Точно такие же кружева были на ее платье. Но он не решался повернуть голову и посмотреть на нее. Он окаменел, онемел, перестал чувствовать так же, как она. Огромный мир, сияющий красками счастья, превратился в тончайшую струйку, которая потерялась в черной бездне по имени Смерть…

Пусто… Холодно… Темно… Он не видит, не слышит, не дышит, как и она, лежащая неподвижно в кружевном платье, словно невеста. Ей снова восемнадцать или чуть меньше… чуть…

Он знает каждую морщинку на ее лице… Он любит их до самозабвения. Он не желает мириться с тем, что теперь это все ему не принадлежит, что у него ничего больше нет, кроме венского кружевного платочка, который он у нее украл… А теперь у него украли ее… Отняли безжалостно, жестоко, внезапно…

От неожиданности и безысходности он потерял голос, лишился способности быть человеком, превратился в соляной столп, в каменный постамент на ее могиле…

Ему ничего не нужно, кроме возможности быть с ней.

Быть с ней всегда, всегда, всегда…

Но он даже не может поцеловать ее.

Он не верит в реальность произошедшего.

Он силится проснуться, но… у него нет сил.

Он находится между небом и землей, там, где, наверное, находится сейчас ее душа.

Она не может уйти. Она страдает от того, что ее главная часть осталась на земле кружевным платочком в его окаменевших руках…

Кто-то кладет ему руку на плечо и говорит:

– Плачьте, не удерживайте слез… Вам станет легче… Вот увидите…

Он больше ничего не слышит. В его сознание вихрем врываются воспоминания. Она распахивает дверь, и музыка Штрауса заставляет мир преобразиться…

– Госпожа Луиза, к вам пришли, – говорит слуга, который минуту назад выталкивал его за дверь.

Госпожа Луиза улыбается так, словно ждала его прихода. Это его обескураживает. Он смотрит на нее и не решается заговорить. Она протягивает ему белую тонкую руку. Он подносит ее к своим губам. Рука холодная и почти невесомая, словно бескостная. Но он-то знает, что кости там есть. Если надавить сильнее, они хрустнут. Он легко может сломать эту тонкую руку. Именно за этим он и пришел. Его сюда привела ненависть. Он поклялся отомстить господину Ферстелю за поруганную честь сестры. А для своей мести он выбрал жену Ферстеля. Но, увидев Луизу, усомнился в правильности своего решения.

– Как хорошо, что вы пришли! – пропела Луиза.

Голос у нее мелодичный, нежный, искренний. Говорила она негромко, но ее голос проникал в каждую клеточку его тела, ласкал его слух, его сердце.

– Проходите же, проходите. Здесь в доме прохладно. Пойдемте в гостиную, там вы мне расскажите о цели своего визита.

Они поднялись на второй этаж по деревянной поскрипывающей лестнице. Комната, которую Луиза назвала гостиной, была просторной и достаточно большой. Окнами она выходила на две стороны. Хозяева могли видеть все, что происходит на их плантации. Для гостей вдоль стен стояло несколько удобных миниатюрных диванов. В центре круглый стол, на нем – ваза с цветами. Напротив – в резной деревянной оправе громадное от пола до потолка зеркало. Его разделяет пополам узкая столешница. В углу черный ящик, из которого доносятся звуки.

– Что это за приспособление? – спросил он, указав на ящик.

– Это – патефон, – ответила она с улыбкой. – Я привезла его с собой из Вены. Когда я паковала вещи, мне говорили: Луиза, ты едешь в Луизиану. Зачем тебе патефон? Не собираешься же ты устраивать балы на болотах? Я в ответ смеялась, не подозревая, что попаду в совершенно другой мир…

– Что это за музыка? – спросил он, вслушиваясь в звуки.

– Это – Штраус, мой любимый композитор, – ответила она. – Патефон – прекрасная вещь. Я могу слушать любимую музыку столько, сколько захочу и тогда, когда захочу. Да, вы присаживайтесь. Хотите воды?

– Да, – ответил он, усевшись на диван.

Она налила воды, протянула ему со словами:

– Я научила слуг делать лед. Теперь у нас всегда холодная вода, попробуйте.

– Так вот почему у вас такие холодные руки, – сказал он, сделав глоток.

– Вот почему, – подтвердила она. – Нравится?

– Да, – он улыбнулся, вспомнив наставления сестры: ты должен держаться спокойно и уверенно, как настоящий господин. Следуй всем моим советам, чтобы тебя не выгнали с позором в первую же минуту.

Глядя на Луизу, он понимал, что ее не интересуют все условности и правила, которые принято соблюдать в богатых домах Луизианы.

Луиза другая, он это сразу понял.

Сегодня Луиза – главная в доме. Она искренне радуется приходу гостя и возможности поговорить с ним. Ей наскучили старые плантаторы, друзья ее мужа, которых интересует только сахарный тростник и прибыль от продаж. Ей надоело слушать разговоры о неповиновении слуг, которых они все еще считают своими рабами, несмотря на то, что рабство давно отменено. Заступаться за слуг Луизе запретили в такой грубой форме, что она проплакала несколько дней кряду. Хотела от обиды сбежать, уехать обратно в Вену, но передумала, вспомнив все тяготы своего путешествия. Решила повременить. Знала, Господь пошлет ей избавление непременно. И вот…

Гость, сидящий на диване, по всей видимости, креол. Кожа у него с медным отливом, карие глаза, темные волосы, мягкий овал лица, но эта мягкость обманчива, взгляд такой пронзительный, что по спине пробегает холодок. Ее предупреждали, что креолы – опасные люди. Они быстры, как дикие звери, и хитры, как змеи. Никому неведомо, что они сделают в следующую минуту. С креолом наедине лучше не оставаться.

Но Луизе не страшно. Она чувствует симпатию к этому человеку. Странная его угловатость добавляет Луизе уверенности в том, что он пришел сюда не случайно. Что с его приходом ее жизнь изменится, и она, наконец-то, сможет сбежать из этого дома от жестокого господина Ферстеля, за которого ее выдали замуж.

– Да, вы пейте, пейте, – сказала Луиза, усевшись напротив.

Он сделал несколько глотков. Обжигающая прохлада разлилась по телу.

– Нравится? – спросила Луиза, глядя на него во все глаза.