Прелюдия. Homo innatus - Анатолий Рясов

Нарисовав крик, я взял холст и вышел на витрину. Это оказалось единственным шансом донести образ до незнакомых прохожих. Покрытая пылью витрина была просторна и пуста, человек с холстом в руках должен был привлечь внимание. Но шел дождь, и по стеклу стекали разветвленные струи, сквозь которые нелегко было что-либо разглядеть. Кроме того, большинство людей вообще не смотрели в мою сторону, лишь изредка некоторые из них останавливались, чтобы взглянуть на свое отражение в стекле или поправить шляпу, и тогда они могли мельком заметить меня и холст, который я держал в руках. Как правило, на полотно обращали внимание единицы — не более одного человека в неделю. На несколько секунд задержав взгляд на картине, они равнодушно отводили глаза в другую сторону. А дождь, между тем, не прекращался, даже наоборот: казалось, с каждым днем водопад капель наслаивал все новые блеклые пласты на стекло. Серые кольца переливались друг в друга, заплетая самые причудливые узоры. Улица становилась почти не похожа на себя, изображение размывалось так, словно я смотрел на мир глазами засыпающего пьяницы. Не сомневаюсь, что снаружи видимость была ничуть не лучше. Скорее всего, заметен был в лучшем случае размытый силуэт, искаженное очертание, не более того, мало кто мог разглядеть, что именно я держу в руках, и уж точно практически никто не разобрал бы, что изображено на картине. Тем более, при такой спешке: фигуры прохожих буквально мелькали за мокрым стеклом. А как-то раз утром водяные разводы превратились в изморозь, в лед — на улице сильно похолодало. Стекло полностью потеряло свой смысл, теперь оно ничем не отличалось от стены, разве что самую малость: какие-то мелькания теней все же оставались различимы. Но могу поклясться, что с улицы невозможно было разглядеть ничего. Бело-голубой орнамент плотной завесой скрывал мой крик от прохожих. Картина оказалась недосягаемой для взглядов. Я провел на витрине около месяца в надежде на потепление, но холод лишь уплотнял ледяную корку на стекле. Только однажды произошло чудо, я даже не поверил своим глазам: в углу снежной занавески образовался просвет, за которым показалась детская ладошка. В протертое отверстие с интересом заглядывала маленькая девочка, теплыми руками она растапливала сантиметр за сантиметром. Я попытался улыбнуться ей, но у меня почему-то ничего не вышло. Губы лишь слегка подернулись нервной судорогой. Однако я был невероятно рад, тем более что больше месяца не видел ни одного живого существа. Девочка заметила холст и стала внимательно разглядывать изображение, она оказалась первым человеком, кто понял, зачем я стоял на витрине все это время. И в этот самый момент кто-то, вероятно, ее отец, схватил девочку за руку и повел на другую сторону улицы. Она несколько раз обернулась и скрылась из виду. Холст выпал из моих замерзших рук. Картина упала на пыльный пол. Я попытался поднять ее, но вдруг осознал, что не могу пошевелить даже пальцем руки. Я абсолютно разучился двигаться. За эти месяцы я успел превратиться в манекена. [1]