Пыльная зима - Алексей Слаповский

Стоит, например, Неделин на автобусной остановке и смотрит на мужчину, грызущего подсолнечные семечки. Мужчина всовывает семечко в угол рта толстыми пальцами (а ногти, короткие и узкие, вросли в мясо), прихватывает семечко мокрыми вялыми губами, шевелит ртом и не выплевывает шелуху, а лениво выпихивает ее языком на нижнюю губу, и прилипшая шелуха шевелится, когда рот жует следующее семечко, и опять лезет изо рта шелуха, вытесняя прежнюю, та падает, но иногда удерживается, и на губе образуется довольно большая пестрая кучка, черно-белая кучка на мокрой губе, и все это шевелится – и даже жаль, когда падает. Кто-то глянул бы мельком: ну, мужик семечки лузгает, делов-то! – а Неделин смотрит неотрывно, и хочется ему, чтобы подольше не приходил автобус, даже пусть из-за этого придется опоздать на службу, черт с ней, со службой, так бы стоять и смотреть на мужчину – в мешковатом пиджаке, в неглаженых штанах, в черной немаркой рубахе, волосы желтые и редкие, глаза бессмысленно-сосредоточенны. Неделин смотрит и смотрит, и ему жаль расставаться с ним, когда подходит автобус, но и в автобусе всегда есть что-то, пригодное для наблюдения. Окажется рядом, например, девушка, и Неделин рассматривает пушок на ее щеке, представляя себя то счастливым мужем девушки, то ее гордым отцом, то ее тревожной матерью, то самою девушкой, и, пока едет, сочинит несколько историй про нее, причем часто бескорыстно, сам не участвуя в воображаемых событиях.

По вечерам он одиноко гуляет по улицам (жена давно уже смирилась с этими прогулками), заглядывает в окна, радуясь, если шторы задернуты неплотно и можно увидеть уголок чужого быта, чужой жизни. Это не болезненное любопытство, Неделин не ловит какие-то интимные или необычные моменты, его как раз интересует будничная обыденность. Однажды он целый час простоял перед кухонным окном первого этажа, наблюдая за стариком, чистящим селедку. Старик был опрятен – в полосатой пижаме, в клеенчатом переднике. Неделин не тому позавидовал, что селедка, он не любил селедку, он позавидовал удовольствию старика, его размеренным движениям, его углубленности. Внимательно проследил Неделин, как селедка была очищена, избавлена от крупных костей, порезана на кусочки, посыпана зеленым луком, как старик накладывал из кастрюльки дымящуюся картошечку-пюре, как он задумался, добавить ли еще ложечку или хватит, – и добавил, как он кладет кусок масла, перемешивает, облизывает ложку, как режет хлеб, как берет вилку и как, наконец, начинает кушать: отправив в рот пять-шесть навильничков картошечки, подцепляет кусочек селедки для сдабривания полости рта, откусывает хлебца и жует, потом еще пять-шесть навильничков – и селедочку, еще пять-шесть – и селедочку… – славно ему!

Неделин попробовал: купил ветчины (вместо селедки), тонко и аккуратно порезал ее, якобы увлекаясь процессом, попросил жену сварить картошки, сам положил ее в тарелку, размял, уснастил маслом, и пять-шесть навильничков картошечки – кусочек ветчины, пять-шесть – кусочек.

Нет, не то. Чего-то не хватает, не приходят довольство и умиротворение. «Не то», – вслух буркнул Неделин. «Может, хрена тебе или горчицы?» – спросила жена. Он, не ответив, угрюмо дожевал картошку с ветчиной, невпопад беря вместо нескольких подряд навильников картошки несколько подряд кусков ветчины.

Брезгуя человеческой мелочевкой, он тем не менее со страстью смотрел на нее, разглядывал, наблюдал – и это не всегда кончалось благополучно. Так, однажды он любовался в магазине хорошенькой кассиршей, у которой был замечательный завиток легких светлых волос над синими, невинно глупыми глазами рано созревшей и опытной идиотки. Он глядел и глядел, хотя семья ждала его с продуктами, а кассирша вроде не обращала внимания, но вдруг встала и взвизгнула на весь магазин:

«Мужик, какого х… тебе надо? Задолбал ты меня! Чего уставился? Кеша, иди сюда, тут козел какой-то!» Тут же явился Кеша и выгнал Неделина из магазина, бесцеремонно пихая окровавленными руками (рубил мясо?). И долго еще в ушах Неделина звучало звонкое матерное слово красотки-кассирши, которое она бросила с чудесной экспрессией – как горсть жемчугов!

Другой раз старушонка в рыночной очереди, аппетитная для глаз старушонка с крючковатым носом и обезьяньими живыми глазами, полными своеобразной смышлености, без проблеска, однако, законченной мысли, вдруг закричала Неделину, который, как ему казалось, наблюдал скрытно, исподтишка: «Хулиган нескромный! Бессовестный какой!» – и ударила пустой матерчатой сумкой по плечу. Очередь ничего не поняла, но в несколько голосов раздраженно заговорила о тех, кто лезет без очереди.

Был случай чуть ли не политический – в строгие времена. Неделин как зачарованный стоял напротив некоего очень серьезного административного учреждения и наблюдал вечерний разъезд служащих высокого ранга. Загадочно, бесшумно подкатывали черные автомобили, загадочно выходили служащие с папками и портфелями, с загадочными лицами садились в машины – и загадочно уезжали, увозя с собой какую-то тайну. И вдруг к Неделину подошел милиционер и спросил, кого он тут дожидается. Неделин растерялся, замялся, сказал, что никого, а так просто. Милиционеру это не понравилось, он привел его в милицейский пункт, находящийся в том же здании, попросил предъявить документы, документов у Неделина, естественно, не было, пришлось ему под конвоем уже двух милиционеров идти домой, предъявлять документы, жену и детей. Милиционеры ушли, сказав на прощание, что людей, которые с неизвестной целью торчат ровно два часа на одном месте (а место государственное, режимное!), ничего при этом не делая, нужно обязательно и даже принудительно лечить. Жена Неделина была полностью с милиционерами согласна.

Кстати, через некоторое время после этого случая Неделину пришлось побывать в данном серьезном учреждении по навязанному службой делу, и все выглядело буднично – кабинеты, люди, бумаги, но он не верил этой будничности, ему чудилось, что как только за ним закрылась тяжелая государственная дверь (сам труд, с которым приходилось открывать эту массивную дверь, уже настраивал посетителей на определенный лад), тут же в здешних людях пробудилось нечто таинственное, исчезнувшее при его появлении, возникли смысл и смак, недоступные ему…

Он старался наблюдать осторожно, но бывали случаи непредвиденные. Однажды он ехал на работу, и в автобус вошел рослый парень, неожиданно для утреннего времени пьяный, грозовой, ищущий шума и ярости. Пассажиры это почувствовали и старались не глядеть на парня. Неделин тоже понимал, что не надо на него смотреть, но как магнитом тянуло полюбоваться безобразием небритой пьяной хари, и он глянул на пьяницу, не удержался. «В чем дело, мужик?» – тут же с готовностью спросил парень. «Ни в чем», – тихо сказал Неделин. «А?!» – крикнул парень. Неделин отвернулся, парень взял его за плечо. Неделин повел плечом. «Что?!» – гневно изумился парень, хотя Неделин ничего ему не сказал, и ударил малахольным кулаком, в кровь разбив губы. Неделин его отпихнул, парень счастливо засмеялся размахиваясь, но тут автобус остановился, Неделин выпрыгнул, а хулиган – не успел.