Кинжал раздора - Марина Эшли Страница 84

Вот была бы она просто Женевьева. Женин Не-Мединос, как было бы легко. Но она не может. Она не может разбить сердце своему отцу, отказаться быть Мединос, предать Семью. Это позор! Ее отец будет опозорен своей единственной дочерью.

Женин поцеловала спящего Барта, полюбовалась им в последний раз. Замерла в нерешительности. «Нет! Все безнадежно». А ей надо ехать.

Женин бесшумно оделась, подхватила свой саквояж и выскользнула в двери. Зря она кралась по коридору. Рафаэль спал. Он сидел в инвалидном кресле, положив руки и голову на стол. Подушкой ему служила раскрытая толстая книга. Женин оставила саквояж и заглянула Рафу через плечо. Что за книга – не разобрать. Рядом копия прадедушкиного чертежа замка, сильно увеличенная. Исписанные крупным почерком листки. Схемы со стрелками. Жутко интересно, что они значат… Она никогда это не узнает. Никогда Рафаэль, глядя на нее своими лучистыми глазами, не расскажет, что он раскопал интересного.

– Прощай! – Женин вздохнула и поцеловала его в макушку.

«Надо же, волосы жестче, чем у Барта. И о чем это я…»

Раф зашевелился, кресло покатилось назад, его голова заскользила по книге. «Ты так свалишься! Где же у этой каталки тормоз?» Не придумав ничего лучше, Женевьева сунула ему под колесо ту самую маленькую скамеечку, на которой любила сидеть, когда болтала с ним. Убедившись, что Рафаэль теперь не выпадет, Женин вышла из пристройки в темноту раннего утра.

Снег уже не валил. Холодно и ветер противный, пронизывающий. Вот так же ее любимая героиня Амелия из семейной легенды о кувшине молока и рыжем воре совершала побег из замка. Может, даже в такую же гадкую погоду. Перед свадьбой с нелюбимым человеком, считая, что ее жених мертв. Она хотела уйти в монастырь, но счастливо попала в объятия совершенно живого своего рыжего вора. Женевьева не замечала, куда она ступает, что творится вокруг. Она плакала. Потому что ее история была совсем не такая счастливая. И, кроме бегства, ничего общего у Женевьевы с Амелией не было. Может, еще любовь была такая же. Большая и вечная. Но безнадежная.

На вокзале Женевьева купила билет на утренний поезд, моля про себя, чтобы мама ехала не этим, а следующим, и они не встретились и не пришлось ничего объяснять. Женни заперлась надолго в туалете, пытаясь привести себя в порядок. Ревела и умывалась, ревела и умывалась.

Мамы на перроне не оказалось. Вот и хорошо! Женевьева вздернула нос. Жизнь ее разбита. Закончена. Но горевать она по этому поводу не станет. Просто будет всю жизнь любить своего Бартоломью, хоть и не суждено им быть вместе.

В вагоне Женни попыталась уснуть. Голова раскалывалась от бессонной ночи, в висках стучало, а сон не шел. Женни не собиралась больше смотреть в окно. Она специально села так, чтоб не видеть, что там за стеклом, но случайно выглянула. Замка уже видно не было. Она узнала этот большой дом вдалеке. Оричесы. Вот, между прочим, где бы ее приняли в невестки с распростертыми объятиями. Она же чувствует, как к ней относится Линда.

Женни выскочила в коридор, стала смотреть в другую сторону и усиленно думать о Порт-Пьере и почти совсем не думать о Барте. И не вспоминать. Ничего не вспоминать!

Как же хорошо дома! С вокзала моря не видно, но воздух просто пропитан его присутствием, не ошибешься. Тепло. Достаточно свитера, никакого пальто не нужно. И кто сказал, что в мире бывает снег? Только дождик! Женни мчалась домой и старалась не мучить себя догадками, проснулся ли уже Барт и что он делает и думает.

Распахнула дверь. Знакомый запах книг. Вот он – ее дом.

– Женни! Девочка! Приехала! Что с тобой? Ты не заболела? А где мама?

Женни сказала, что просто устала.

– Так, значит, отложим до завтра начало нашего путешествия? – улыбался отец.

– А куда ты собрался?

– О! Долгая история. Один коллекционер ищет книгу. И я вычислил, где она может быть. Там она не нужна, по истории архитектуры, никакого отношения к религии. Я предложу хорошие деньги. Можно считать, что сделка в кармане, нужно убедиться только, что это та самая книга.

– Так где она хранится? – машинально переспросила Женин.

– Разве я не сказал? На юге. В женском монастыре.

Мединос испугался – с дочерью началась истерика.

Он отпаивал ее водой и уверял, что лучше дождаться маму. Стакан дрожал у Женин в руках, и зубы стучали по стеклу, но она настаивала, что им надо ехать немедленно. В монастырь! И хохотала. Со слезами.

Конечно, нужно срочно уехать, потому что мама с первого взгляда догадается, что произошло у Женин с Бартом. Почему-то говорить об этом ни с кем не хотелось. И о том, что сказал Барт после. А мама все прочитает в ее глазах. Но ехать в монастырь… после такого?

А вдруг это знак? Вот она, ее горькая судьба. Не зря Амелия собиралась постричься в монахини. Амелии не выпало. Это судьба Женевьевы Мединос!

Женин взяла себя в руки и уже спокойно сказала, что они могут, если отец хочет, прямо сегодня ехать, пусть он не обращает внимания, что-то утомительной была дорога, но это ничего.

Во втором поезде за сегодняшний день, а если считать с вечера, то в третьем, Женин наконец уснула. Рядом сидел отец и радостно поглядывал на свою дочь. Вернулась!

Барт проснулся выспавшимся, впервые со дня болезни почувствовал себя бодро. Он с удовольствием потянулся до хруста в костях. С шутливым возмущением повернул голову, собираясь выяснить, где полагающееся ему «доброе утро»? Женин рядом не было. Барт посмотрел – каминные часы показывали полдень.

Он натянул штаны и, весело улыбаясь, отправился на кухню. У плиты возился Рафаэль.

– А где Женни? – поинтересовался Барт и, обжигая пальцы, подцепил колбаску со сковородки.

– Женни? Ах вот какие сны тебе снятся! – захохотал Раф и быстро отъехал, опасаясь пинка за шутку.

Барт застыл, не донеся колбаску до открытого рта.

– Ты не видел Женни? – изумился он.

Бартоломью не поленился обежать весь замок. Женни нигде не разгуливала.

Барт вернулся, натянул пальто, обулся, психуя и не попадая шнурками в дырки ботинок. Раф заметил его согнутой спине:

– Знаешь, а мне тоже сегодня снилась Женни. Как будто сказала мне «прощай».

Барт не ответил, выскочил на улицу и помчался к Маленьким на Чайную горку.

Незнакомая женщина с бегающими глазками открыла дверь, вопрошая, что дорогая забыла, почему вернулась. Барт так удивился, что не нашел, что сказать. Он молча тянул дверь на себя, незнакомка – на себя. Крашеные в рыжий цвет кудряшки то ли от испуга, то ли от усилий подрагивали на ее голове.

– Где Женни? – сообразил он спросить.

Женщина таращилась на него.

– Женевьева Мединос! – крикнул Барт непонятливой бабе.

– Ах, Женни, наше золотко, – женщина сладко заулыбалась. – Уехало наше солнышко. Вчера вечером посадили ее на поезд, и она уехала в Порт-Пьер.

Барт воспользовался тем, что собеседница потеряла бдительность, распахнул дверь и вошел внутрь.