Муза художника - Паула Вин Смит Страница 70

— Возможно, мне придется уехать раньше, чтобы разобраться с ситуацией.

— Холлис вроде в деньгах не нуждается. Могла бы поехать с нами и не спускать с тебя глаз.

— Она боится летать, — объяснил Питер, пристально глядя на деревья. — В любом случае, у меня тут осталось не так много дел, — добавил он. — Думаю, единственное, что я действительно получил от этой поездки, так это Соде и Мелдаль.

— Кто?

— Шарлотте Соде и Юлье Мелдаль. София думала, они были повивальными бабками или кем-то в этом роде. Оказывается, нет. Они держали школу в здании дворца Оддфеллоуз, обучали женщин живописи. Так что Северина и ее подруги, наверное, брали у них уроки, перед тем как поехать в Париж. Это никак не связано с деторождением, больницами или еще чем-то в том же духе и намного лучше соответствует моему видению ситуации: это были люди, которым она доверяла, независимые женщины, к которым она могла обращаться за советом, прежде чем решилась уйти от Виктора.

— Я еще не дочитала до места о Соде и Мелдаль. Значит, они были преподавательницами живописи. Понятно.

В этой информации Фрейя усмотрела еще одно доказательство своей гипотезы. Конечно, Питеру она ничего не сказала. Поразительно, как человек может зациклиться на собственных умозаключениях и не замечать очевидного.

— Но ни в городских, ни в музейных записях я не нашел никаких свидетельств того, что после тысяча девятьсот шестого года Риис жил один; ничего о том, что Северина искала прибежища или регистрировала новый адрес…

— И хранители не смогли выдвинуть никаких предположений на этот счет?

— Еще хуже, — рассказывал Питер, пока они шли по направлению к автобусной остановке, откуда могли вернуться в центр города. — Хранители очень благодарили за доказательство, устанавливающее даты написания двух ню. [57]Но когда я, ничего не найдя в архивах и отчаявшись, показал им места из дневника, подтверждающие мою теорию о том, что Северина ушла от Виктора, они были вежливы, но их все это явно не убедило. Я начинаю думать, что доказательств той правды, которая мне известна, недостаточно. Риис будто находится под каким-то прикрытием, раз он столь высоко ценимый художник. Никто не хочет верить в то, что от него могла уйти жена.

— Так ты собираешься пересматривать свой доклад для конференции?

— Ох, не знаю. Я взял на себя обязательство сделать доклад. Но либо мы выясним что-нибудь интересное у Холдена, либо я окажусь в том самом месте, откуда начал.

— Может, ты не хочешь идти на эту встречу? Если предпочитаешь вернуться раньше из-за Холлис, я могу…

Чем больше Фрейя думала о Холдене, тем сильнее нервничала по поводу того, что ему может быть известно. Было бы лучше, если бы она сходила к нему одна.

— Ну нет. Если встреча состоится, я хочу на ней присутствовать.

— Понимаешь… комнатные растения на последних картинах… — медленно начала Фрейя, думая о том, что наконец-таки должна рассказать Питеру об Epidendrum oerstedii.

— У меня есть еще одна плохая новость. Растения тоже ничего нам не дают. Я собирался тебе показать.

К этому времени они уже стояли на том самом месте, где вышли из автобуса по приезде. Питер вытащил из кармана смятый клочок линованной бумаги, который весь был исписан выделенными посредством тире и кавычек фразами.

— Вот что выяснила Холлис. Бытовавшие в то время флористические справочники толкуют слово «орхидея» как «красивая утонченная дама» или «зрелое очарование». Это согласуется с моей идеей о том, что цветок замещает Северину и Риис мог рассматривать растение как замену его утраченной музе. К сожалению, она также обнаружила, что в китайской символике орхидея означает «много детей», а это в равной степени может свидетельствовать в пользу теории миссис Алстед о том, что Риисы решили обзавестись потомством. В общем, на самом деле это не помогает ни в чем разобраться. Хотя Холлис хотела как лучше. Боже, я действительно все испортил.

Он в задумчивости продолжал разглаживать смятый листок, исписанный детским почерком Холлис. Стоя на дороге, Фрейя оглянулась на ряды буковых деревьев, за которыми виднелся большой особняк. Она старалась не позволить растерянному выражению на лице Питера усилить ее дурное предчувствие относительно того, что они могут узнать в следующие несколько дней.

Фрейя вернулась к бутику на Стрёгет — пешеходной торговой улице — и, не задерживаясь перед витриной, сразу поднялась по ступенькам и зашла внутрь. Если бы она замешкалась, то могла бы и струсить.

Цена на этикетке была не столь шокирующей, как ожидала Фрейя, пока не стало ясно, что этот наряд в тонах красного вина вовсе не платье, а ансамбль, состоящий из легкой блузки с рукавами в три четверти и ниспадающей юбки из более текстурированного материала — с отдельными ценниками, и конечная сумма оказалась внушительной.

Не удержавшись, Фрейя все-таки отыскала на стойке свой размер и пощупала легкий, мягкий материал юбки. Ей тут же захотелось, чтобы эти вещи оказались на ней, хоть она и не могла припомнить ни одного случая, по которому когда-либо могла их надеть. Кроме того, утруждать себя примеркой одежды, которую не собираешься покупать, было, на ее взгляд, бессмысленно. В детстве Фрейя частенько сердилась и брюзжала по этому поводу, когда мать, пребывавшая в восторге оттого, что семья вернулась к изобилию цветов и тканей американской потребительской культуры, подолгу заставляла ее ждать в торговом зале «Маршалл Филдз», [58]пока сама дефилировала в примерочную и обратно, принимая перед зеркалом позы в каком-нибудь «таком восхитительном!» одеянии, о котором, конечно, «и мечтать не приходилось».

Оказавшись в примерочной, Фрейя повесила костюм на крючок и, прежде чем раздеться, стала бегло осматривать помещение на предмет скрытых камер. В этом смысле она была дочерью своего отца. С колотящимся от быстрых движений сердцем она нагнулась, заглядывая под скамью, и вытянула шею, чтобы получить полный обзор того, что находится над карнизами. Наконец, убедившись в полном отсутствии следящих устройств, Фрейя дернула за верхние углы парусины в тонкую полоску — эти портьеры в стиле «городской шик» никогда полностью не закрывают проемы примерочных кабин, оставляя просветы, в которые кто-то может заглянуть, — и, по-прежнему не без застенчивости, отвернулась от зеркала, чтобы снять свою одежду и облачиться в магазинную.

Когда Фрейя застегнула все пуговицы и повернулась к зеркалу лицом, ее восхитило, как идеально сидит на ней этот костюм. «Как на заказ сшит», — сказала бы Маргарет, а бывший любовник, Скотт, воскликнул бы, что она похожа на богиню. Ах, Скотт. Оставалось только надеяться, что к этому времени у него уже появился новый объект поклонения. И все-таки находиться в этой одежде для Фрейи оказалось испытанием. Юбка была слишком легкой, и ноги казались голыми. Фрейя пребывала в замешательстве. Ей было неудобно оттого, что так удобно. Она чувствовала себя обнаженной. На ней будто была лишь собственная кожа. Но через некоторое время девушке стало нравиться, как костюм подчеркивает формы ее тела.