Спаси меня, мой талисман! - Наталья Шатрова Страница 62

Рабыня стоила немалых денег, и многие печенеги тут же поддержали своего вождя, поскольку корысть была понятна всем.

Главный старейшина возмутился мягкостью своих соплеменников. Кого жалеть?! Рабыню! Мир поистине перевернулся.

– Рабыня не исполнила волю своего господина. Она должна умереть!

– Я вправе сам решать судьбу своих рабов, – стоял на своем Баян, обрадованный поддержкой воинов, а больше тем, что никто не собирался выпытывать у Недвиги, как ей удалось сбежать из стана.

Старцы удивились: чего молодой здоровый мужчина держится за рабыню? Добра у него мало, что ли? Да ему каждый воин с набега отваливает приличную долю добычи. Старейшины все более склонялись к принятию приговора своего старшего товарища, а их мнение было решающим.

Баян посмотрел на склоненную фигурку Недвиги, и сердце его затопила жалость и горечь: неужели он навсегда лишится этой женщины? Неужели ей придется умереть? И вдруг ему пришла такая простая и верная мысль, что он удивился, как не додумался до нее раньше.

– Слушайте все! – волнуясь, воскликнул он. – Я даю Недвиге свободу и беру ее в жены.

– Вождь не может без разрешения старейшин взять в жены женщину, не принадлежащую к печенежскому роду, – ехидно усмехнулся главный старейшина, не желающий уступать молодому вождю, осмелившемуся перечить ему. – Рабыня должна понести наказание. А ты нарушаешь закон наших предков, защищая ее и пытаясь уберечь от приговора, который вынесет совет.

Баян с такой силой сжал рукоять сабли, что на руках вздулись бугры мышц. Беспомощный гнев охватил его. Старейшина намного умнее, за его плечами мудрость прожитых лет. Вождю никогда не выиграть словесный бой – он ловок только там, где нужна сила оружия.

И все же Баян не потерял надежды. Поверх всех голов он обратил умоляющий взор на шамана, отрешенно сидевшего у костра. Старец почувствовал этот взгляд, встрепенулся.

Очень давно он любил мать Баяна, но шаман не принадлежит себе, а она желала тепла семейного очага. До сих пор он не был уверен, действительно ли Баян его сын, хотя женщина поклялась ему в этом перед смертью; просила беречь его и помогать по мере сил и возможностей. Женщина знала, о чем просит: возможностей у шамана было больше, чем у всех знатных людей в стане. И хотя сомнение всегда жило в душе, шаман, дав клятву умирающей, не мог отказать Баяну в помощи.

Шаман тяжело поднялся с земли, не выпуская свой бубен из рук.

– Надо узнать, что думает об этом Великий Предок, – прошептал он тихо, но воины услышали и благоговейно замолкли: голосом шамана говорят духи, наставляя живых на путь истинный.

Воины почтительно проводили старца до крайней вежи. Далее никто не пошел. Костлявая маленькая фигурка скрылась в темной ночи.

Недвига никогда не слышала, как шаман общается с Великим Предком, но то, что он счел нужным выполнить эту тяжелую миссию сейчас, как бы ради нее, польстило ей. Не каждый раз шаман испрашивает совета у Предка. Один такой разговор укорачивает его жизнь на несколько лет.

Шаман же, бредя по степи, думал о том, что законы предков действительно нарушаются, но не молодежь виновата в этом, а сама жизнь. Баян любит эту чужую женщину, что тут поделаешь? Раньше признаться в любви означало лишить себя уважения, но времена меняются. Сейчас женщин называют женами и признают себя отцами их детей.

Он пытался доказать самому себе, что не отцовское чувство повлияло сейчас на его решение спрашивать Предка, а желание примирить вождя со старейшинами. Он-то знал, что разлад между силой и мудростью может привести к тяжелым последствиям для всего рода. Он искал новые оправдания своему поступку и в глубине души понимал, что лжет сам себе. Разве он сам не обрадовался, узнав, что у него есть сын? Много лет он наблюдал, как мальчик растет, мужает, крепнет. Пусть Баян считал, что его отцом был Кутай, но и любовь шамана он чувствовал с самого детства и любил его в ответ. И недаром сейчас вновь обратился за помощью именно к нему. И разве это не приятно?

Вскоре около стана раздался жуткий тягучий волчий вой. Недвига и все печенеги вокруг невольно вздрогнули, потом оцепенели, боясь пошевелиться. Дети заплакали от страха. Кровь стыла в жилах, едва вновь раздавался во мраке дикий вопль, пробирающий до костей. Стадо за станом шарахалось. Ржали кони.

Через некоторое время далеко в степи прозвучал ответный вой, приглушенный большим расстоянием, но не менее жуткий, чем у стана. Люди слушали, не шевелясь, вой волков в ночи. Даже ветер не шелестел травой. Вся природа боялась вспугнуть далекого Предка степного народа.

Казалось, миновала целая вечность с тех пор, как старец ушел в степь. На самом деле разговор шамана с Великим Предком длился не так уж долго. Наконец все смолкло. Порыв ветра взметнул вверх сноп огненных искр забытого горящего костра.

Люди настороженно вглядывались в кромешную темноту за станом, пытаясь увидеть старца, но он все равно возник неожиданно, медленно и неслышно волоча ноги. Изможденное лицо исказилось судорожным напряжением.

Около костра шаман остановился, посмотрел на старейшин, терпеливо ожидавших последнего слова Предков.

– Наш вождь – великий воин, – еле слышно прошептал старец, но вокруг стояла такая трепетная тишина, что его услышали все. – Мы сами единодушно избрали его на военном совете, потому что он угоден Предкам. Это они наделили его силой, опытом, мужеством, а мы лишь выполнили их завет – дали ему власть, поэтому желание вождя – священно. Так сказал Великий Предок…

Последние слова дались шаману с превеликим трудом. Из его рта пошла белая пена, и он рухнул на землю, едва не угодив головой в костер. Подбежали воины, подхватили старца под мышки и за ноги, приподняли, бережно поддерживая голову и спину, понесли. После разговора с Предком шаман будет долго болеть, пока не восстановятся силы, потраченные на общение сквозь века.

Продолжение спора вопреки воле Великого Предка было бессмысленным, так как означало бы неуважение к умершим сородичам. Главный старейшина молча поднялся и, тяжело опираясь на посох, покинул собрание. За ним потянулись остальные старцы и воины.

Баян поднял Недвигу с колен. Женщина едва держалась на ногах, они занемели, и она с трудом сделала первый шаг. Она подумала, что сейчас упадет, но подбежали рабыни, подхватили ее под руки и повели в вежу мужа.

Едва войлочный полог скрыл ее от посторонних глаз, Недвига добрела до постели и повалилась на нее плашмя, ни о чем не думая и ничего больше не желая.