Это падение - Джинджер Скотт Страница 54

Папа Роу виртуозно обошел причину того, почему целых два года у них не было возможности побыть одним. Это заставляет меня задуматься: часто ли они обсуждали, как повлияло произошедшее на их дочь, и обсуждали ли вообще.

– Вы что, разводитесь? – вдруг заявляет Роу. Ее ладонь вспотела в моей.

– О нет, родная. Боже, нет! – восклицает Карен, снова обмениваясь с мужем странным и нервозным взглядом. – Нам непросто тебе о таком говорить… Твой папа получил на работе огромное повышение. Это хорошо. Это… прекрасно. Но это значит, что мы переезжаем. В Сан-Диего.

– Мы переезжаем в Сан-Диего? – переспрашивает Роу.

– Да. Тебе там понравится. Ну, летом. А я уже заключила контракт с Университетом Сан-Диего. Буду преподавать экономику.

Карен напряженно застывает на краешке стула, ожидая, когда дочь улыбнется, поздравит ее и скажет, что она в восторге. Но пальцы Роу нервно вздрагивают на коленях. Она потеряна.

– А как же наш дом… в Аризоне?

На самом деле она спрашивает: а как же Джош и ее воспоминания – какими бы трагичными те ни были. И я знаю, ее родители так волновались именно из-за этого.

– В том-то и дело. Твой папа вступает в новую должность в первых числах января, поэтому мы должны готовить дом к продаже. И надеемся, что продадим его быстро. А к новой должности прилагался отпуск. Твоему папе подарили поездку на Багамы. И мы отправимся туда после Дня благодарения.

Роу выглядит так, будто ее сейчас вырвет. То ли из-за вываленных на нее разом новостей, то ли из-за страха, что ей придется ехать на День благодарения в такое место, как Багамы, – на самолете и по воде; то ли из-за того, что она потеряет еще одну связь с Джошем.

– Можно, Роу поедет ко мне домой? – спрашиваю я, не успев еще толком обдумать возникшую мысль, но пальцы Роу еще крепче сжимают мою ладонь, и я продолжаю: – Я про праздники. Вы сами сказали, что давно не проводили время вдвоем. И… наверное, здорово будет провести отпуск наедине друг с другом? Мои родители обрадуются, если Роу отпразднует День благодарения с нами. Мы празднуем его безо всяких формальностей. Я хочу, чтобы она поехала со мной. Очень хочу.

Не знаю, кого больше радует моя идея – Роу или ее маму, у которой на глазах наворачиваются слезы. Карен смотрит на Тома и кивает, выражая свое одобрение. Том же поворачивается к дочери, понурив плечи и сведя брови.

– Роу? Ты сама чего хочешь? Мы ведь тоже празднуем не особо традиционно, и бабушка с дедушкой в этом году к нам не приезжают. Мы будем втроем.

Закусив губу, Роу переводит взгляд с родителей на меня, затем – на свои колени. Когда же она снова смотрит на меня, ее глаза заглядывают прямо в мое сердце, и оно сжимается.

– Ты уверен, что я могу поехать с тобой? Твоя семья захочет меня принять?

– Мы уже хотим. – Наклонившись к ней, шепчу остальное: – Я хочу тебя. Пожалуйста, поедем вместе.

– Хорошо, – отвечает Роу, и тихая улыбка на ее губах показывает, что внутренняя битва со страхом и тревогой закончена. – Но можно мне увидеть дом? – резко разворачивается она к маме. – В последний раз перед продажей? Если дом купят до завершения семестра, можно, я вернусь попрощаться с ним?

Роу тяжело сглатывает, и Карен кивает, протянув через стол руку и сжав ладонь дочери.

Роу

«Моего дома больше нет. Его нет. Его больше нет», – мысленно повторяю я снова и снова, всю ночь. Я не в полной мере осознаю произошедшее, понимаю только, что не смогу туда вернуться. Но я ведь и не хочу туда возвращаться?..

Иногда у меня возникает чувство, будто я попала в мир фантазий и как в детстве играю в переодевание. Только сейчас я меняю не наряды, а место действия: играю в университетскую жизнь. И когда игра закончится, все будет как прежде. Но это же не так, правда? На самом деле я сейчас прохожу через то же самое, что и тысячи других студентов: посещающих занятия, живущих в общежитиях или снятых квартирах, все реже звонящих своим родителям по мере того, как месяцы превращаются в семестры, а семестры – в годы.

Однако у других студентов нет такого прошлого, как у меня, нет шрамов, покрывающих их тела и сердца, и нет первой любви, которая занимала все мысли почти тысячу дней.

– Все хорошо? – спрашивает Нейт, мягко приподнимая большим пальцем мой подбородок. Мы лежим в объятиях друг друга в его розовой комнате – еще одном месте действия в моей стране фантазий.

– Да. Нет… Не знаю. Это плохо? – Я утыкаюсь в его шею, касаясь макушкой подбородка. Так я чувствую себя в безопасности.

– Да. Нет. Не знаю, – с тихим смешком отвечает Нейт. Действительно ли он меня понимает? Непонятно. Но притворяется он хорошо. – Я рад, что на День благодарения ты едешь ко мне домой. Я эгоист.

– Я тоже рада, что еду к тебе домой. – В глубине души я и правда этому рада.

– В Сан-Диего красиво. Есть пляжи.

Я улыбаюсь.

– Люблю пляжи. Мне так кажется. А так не знаю. Никогда ни на одном не была, – признаюсь, чуть не смеясь.

– Шутишь? – Нейт слегка отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза.

Подтверждая свои слова, качаю головой: «Нет».

– Я мало что видела и делала. – Щеки вспыхивают при мысли о моем последнем первом опыте, подаренном Нейтом.

– Похоже на то, – поддразнивает меня он, но тут же становится серьезным. – Мы составим список. Хочу приложить руку к большей части твоих «первых раз».

– Хорошо, – соглашаюсь я, усиленно стараясь не думать о своей бывшей спальне и своем бывшем парне, который живет всего в нескольких кварталах от моего бывшего дома. – Я не умею водить.

– Да ладно! – Голос Нейта отдается в шее, к которой я прижимаюсь ухом, и действует успокаивающе.

– Никогда не училась. А потом и надобность отпала. И – та-дам! – я – неопытный подросток.

– Да, ты довольно неопытна, – смеется Нейт, и от смеха его грудь вибрирует. – Хорошо, что у тебя есть классный бойфренд. Я научу тебя… на праздниках.

– Спасибо, – благодарю его, имея в виду вовсе не уроки вождения.

– Не за что. – Нейт крепко прижимает меня к себе и выключает свет. Он тоже говорит вовсе не об уроках вождения.

Это… любовь.