Столичная штучка - Ольга Дремова Страница 52

— Наверное, нет, — переламывая себя, через силу проговорил Анатолий. Он окончательно растерялся и не знал, как продолжить разговор.

Худой апрельский ветер теребил голые ветви; разбросанные дворниками во всю ширину тротуаров сочились горючими слезами битые комья залежалого снега; гремела по водосточным трубам талая капель, но не было в ее болтовне ни говорливой радости, ни весеннего счастья.

— Володя, — Анатолий намеренно наступил подошвой на тонкую линию разлома тротуара и, перестав считать шаги, поднял на сына взволнованное лицо. — Как бы ты отнесся к тому, если бы мы с твоей мамой попробовали начать все заново?

— Заново? — удивленно произнес Володя. — Что заново, папа?

— Если бы мы снова стали одной семьей, как бы ты к этому отнесся? — голос Анатолия был ровным, но по взгляду отца, буквально впившемуся в его лицо, сын понял, что для Нестерова его ответ крайне важен.

— Я не знаю, как тебе сказать, — запинаясь, проговорил он, — наверное, это неправильно…

— Неправильно? — сердце Анатолия сделало бешеный скачок и провалилось куда-то вниз.

— Ну да, — помявшись, Володя сдвинул брови, и его лицо приобрело виноватое выражение. — Пап, то, что я тебе сейчас скажу, ты должен был узнать не от меня. Я не могу вас с мамой осуждать или оправдывать, что случилось, то случилось, это ваша жизнь, и не мне о ней судить, просто…

— Просто что? — предчувствуя беду, эхом откликнулся Анатолий.

— Пап, я думаю, что ты опоздал: мама выходит замуж.

— Замуж? — шаги Анатолия замедлились, и Володя увидел, как лицо отца стало белым и губы мелко задрожали.

— Прости меня, — вымученно улыбнувшись, неловко извинился Володя.

— И когда? — Нестеров напрягся каждой клеточкой своего тела.

— Может, не нужно? — Володя с жалостью взглянул в посеревшее, осунувшееся от его слов родное лицо.

— Так когда же? — будто не расслышав последних слов сына, повторил Анатолий.

— На майские, — неохотно произнес Володя. — Мама и Аленка, они обе выходят замуж, в один день.

— Как интересно, — усмехнулся Анатолий, и одна сторона его рта невольно перекосилась.

Кричащие от боли глаза захлебнулись в немом крике, а губы, изломавшись, стали светлыми, почти белыми. Глядя на отца, Володя подумал, что его лицо скроено из двух разных лиц, чужих, незнакомых, похожих на уродливые театральные маски. Глаза и губы Анатолия существовали сами по себе, не соединяясь, и это было страшно.

— Ну да, все правильно, — пересилив себя, выдохнул Анатолий, — все поровну, все в порядке общей очереди.

Ответ отца показался Володе странным и непонятным; он собрался переспросить, что тот имел в виду, но, заметив выражение его лица, осекся. Меряя тротуар размашистыми шагами, Анатолий видел, как подрагивала серая полоса асфальта под его ногами, и слышал нестерпимо гулкие, рваные удары собственного сердца. Шаркающий звук рассекаемых колесами луж, упругие щелчки чмокающих капель, людские голоса — все слилось в одну страшную какофонию звуков, старательно душивших его своими потными задубевшими ладонями.

— Это здесь, — голос Володи вернул Анатолия в реальность.

Они стояли перед вывеской маленького подвальчика, от самого верха которого спускалась узкая крутая лестница. Стены кабачка напоминали гнутые дубовые доски прокопченного бочонка, а призывно распахнутые двери — половинки его днища. Над самым входом красовалась тяжелая доска, болтающаяся на крепких громоздких звеньях цепи и извещающая всех проходящих о пышном названии убогого подземелья: «Сети Атлантики».

— Ну что ж, сынок, — стряхивая с себя оцепенение, уверенно проговорил Анатолий, — начнем, пожалуй?

Переглянувшись, Нестеровы понимающе кивнули друг другу и спустились в глубокую разинутую пасть темноты.

* * *

Через четверть часа все было окончено: новенькие хрустящие пачки купюр перекочевали из рук Анатолия в карманы голубоглазого Игоряши, а в обмен на них Нестеровы получили расписку, удостоверяющую, что долг Володи полностью погашен и никаких претензий к нему не имеется.

— Правду говорят — дуракам всегда везет, — пересчитав деньги, удивленно протянул Игорек. — Это хорошо, что ты упираться не надумал, — душевно похвалил он, — а то наш таких вещей не терпит. Это правильно, раз должен — отдай и не греши, к чему искать себе лишние неприятности, правда? — посмотрев на Володю по-дружески, Игоряша улыбнулся, и его глаза, хищно блеснув, снова приобрели по-детски незащищенное, почти наивное выражение. — Может, сыгранем? — глуповато щурясь и разыгрывая из себя наивного рубаху-парня, предложил он.

— Спасибо, я уже наигрался.

Анатолий услышал, как в голосе сына зазвучала паника. Посмотрев Володе в глаза, он слегка дрогнул ресницами и улыбнулся одними уголками губ.

— Я, пожалуй, пойду, сыграем как-нибудь в другой раз, — почувствовав поддержку отца, Володя взял себя в руки и, непринужденно улыбнувшись, двинулся к выходу.

— Ну, как знаешь, — тоном добродушного хозяина произнес Игоряша, — если надумаешь — я тебе всегда составлю компанию.

Удаляющиеся фигуры Нестеровых мелькнули на верхних ступенях кабака и исчезли в блеклой мути апрельских сумерек. Сняв с пояса мобильный, он набрал номер и, терпеливо ожидая соединения, отправился за столик, стоящий в самом углу. Свет абажуров, подвешенных над бильярдным столом, выхватывал ровные яркие полукружия, пересекавшиеся между собой и заливавшие зелень сукна изжелта-белым маревом, но за гранью этого пятна он рассеивался, теряя силу и накал, постепенно переходя в плотную завесу полумрака.

— Юрий Макарович! — спина Игоряши подобострастно согнулась, а сам он приник ухом к телефонной трубке, напряженно вслушиваясь в каждое слово говорящего на том конце. — Этот мальчонка, Нестеров, только что заходил со своим предком, папаней, и принес должок.

Голоса собеседника слышно не было, но по тому, с каким тщанием Игоряша прислушивался, можно было решить, что в трубке говорят очень тихо. Облизнув губы и почесав указательным пальцем у себя под носом, он вытянул шею и, слегка наклонив голову набок, широко распахнул свои наивные голубые глаза.

— Как на духу, — проговорил он, стараясь вложить в свои слова максимальную убедительность. — Все, до единой копейки, как с куста, все семьдесят штук.

Голос его звучал так искренне, как в давно забытой радиопередаче советских времен «Пионерская зорька», да и сам он, с распахнутыми восторженными голубыми озерами наивных глаз, напоминал фотографию передовицы газеты «Правда». Внезапно его глаза беспокойно забегали и, заерзав на стуле, Игоряша виновато сжался.

— Юрий Макарович, я не стал спрашивать, откуда, какая разница, ведь деньги все на месте, — кляня себя за свою несообразительность, с жаром зашептал он. По всей видимости, хозяин был чем-то недоволен, потому что, нервно сглотнув, Игоряша замолк и его голова стала постепенно уходить в виновато поднимавшиеся плечи. — Но вы же не говорили об этом, вы приказали только взять деньги и тут же перезвонить, — оправдывался он. Рука, державшая трубку мобильника, вспотела, а лицо провинившегося бильярдиста застыло. Склонившись вместе с аппаратом почти вдвое, он боялся громко вздохнуть, а от воспоминания о пустых, рыбьих глазах босса Игоряшу бросало то в жар, то в холод.