Жизни Анны. Мистический роман - Максим Яковенко Страница 50

Майские праздники прошли на работе, в издательстве приходилось сидеть допоздна, но Анна не роптала на усталость или докучавшие звонки ее клиента, которых становилось с каждым днем все больше, – близился выход первой книги. Судьба предоставила ей вызов и шанс – на втором курсе стать успешным менеджером, и Анна была готова взять от жизни все причитающееся, несмотря ни на что.

Франк предлагал встретиться, писал, звонил, доставлял курьером цветы, и только восьмого мая вечером у Анны выдалось время поужинать вместе.

Ресторан на Невском проспекте Франк выбрал заранее. Лучший столик у окна, живая музыка, высокий потолок с оригинальной лепниной девятнадцатого века и люстрой из чешского хрусталя. Романтикой веяло даже от меню на состаренной бумаге с виньеткой.

Анна изучающе смотрела на Франка. Что нового можно найти в человеке, с душой которого знаком тысячи лет? Но Анна нашла. Франк впервые стал прислушиваться к ее ощущениям: он старался понять, что порекомендовать как горячее, какое вино заказать к рыбе так, чтобы оно нравилось прежде всего не ему, а ей – Анне. Она позволила ему сделать выбор, и он ни в чем не ошибся. Тысячи лет знакомы, как никак.

Они вспоминали свои первые впечатления о Санкт-Петербурге, об университете, старых холодных коридорах «зеленки», где наверняка блуждают по ночам призраки первых студентов.

– Помнишь, как мы ходили на крышу Исаакиевского собора?

– Конечно, помню, мне было так страшно, – Анна на пару секунд замерла, вспоминая.

– Я тебя там впервые обнял.

– Иначе я бы упала.

– Нужно сходить еще туда.

– Зачем?

– Чтобы снова обнять тебя.

Анна рассмеялась, Франк громко подхватил. Кажется, последнее напряжение, если таковое еще и оставалось, ушло.

В тот вечер им было много что вспомнить.

– Ой, нет, не надо, прошу тебя.

– Bundesausbildungsförderungsgesetz, – Франк повторил одно из самых длинных немецких слов, означающее Федеральный закон по поддержке профессионального образования.

– О, вот! Теперь моя очередь, – Анну осенило. – Я вспомнила длинное русское слово, попробуй выговорить: человеконенавистничество.

– Как, как еще раз? – Франк наклонился правым ухом к Анне, чтобы лучше расслышать.

– Человеконенавистничество.

– Человеко-не-нави-ст-ничество, – Франк с трудом, но произнес. – А что это значит?

– Это ненависть к человечеству. Убийство евреев в концлагерях, например, есть человеконенавистничество.

Анна умышленно нанесла по Франку удар из прошлого, но не с целью обидеть, а чтобы проверить, как он отреагирует.

Франк отстранился на спинку стула. Сделал глоток вина.

– Я остаюсь в России. Мне продлят контракт на следующий год.

– О, замечательно! Тебе предложили остаться преподавать в СПбГУ?

– Нет. Я сам попросил остаться. Понимаешь, Анна, я полюбил Россию. Мне тут хорошо. Я не знаю, но тут такие живые, настоящие люди. Мне нравится видеть, как студенты слушают меня, ходят ко мне на занятия, их вопросы. Я чувствую себя здесь полезным. В Германии так не было. Понимаешь, только тут, здесь, в России.

– Понимаю, Франк. Я все понимаю.

– Мне тут хорошо.

Франк был как никогда серьезен.

– Я очень рада, что ты остаешься.

Анна положила свою маленькую ручку на широкую кисть Франка. Их глаза встретились, слов больше не требовалось, чтобы все сказать. В этот момент Анна взглянула на Франка как-то по-новому. Словно не видела его долгие годы. Напротив нее сидел духовно близкий человек, которому можно простить все, забыть все пережитые ужасы давнего и не очень прошлого, потому что он – родная душа, частичка ее самой. И это самое главное. Все остальное не имело уже никакого значения.