Любовница группенфюрера - Элли Мидвуд Страница 50

* * *

— Бедняга Мило! Я так к нему привязался. Но эта малышка просто чудо! — Генрих поднял с пола и усадил к себе на колени маленького щенка мальтийской болонки, с шеи которой мы так и не сняли розового банта. — Признаюсь, я от него такого не ожидал.

— Я тоже. Поэтому было вдвойне приятно.

За день до возвращения моего мужа, группенфюрер Кальтенбруннер зашёл проведать меня и рассказать мне о ходе расследования. За окном лило, как из ведра, когда я открыла ему дверь, и заметила, что он держал что-то под промокшим пальто.

— Я тут подумал, что вам должно быть очень грустно после смерти вашего маленького четвероногого друга… И решил подарить вам нового. — Он улыбнулся и вынул из пальто маленького белого щенка с розовым бантом.

— Ой! — Она казалась такой крохотной в его руках, и я осторожно взяла её в свои. — Она просто чудо! Как её зовут?

— У неё пока нет имени. Вам придётся самой его выбрать.

Я прижала к груди её крохотное дрожащее тельце и почесала щенка за розовым ушком.

— Ты такая сладкая девочка, разве нет? У такой сладкой маленькой девочки и имя должно быть сладкое. Как насчёт Сахарок? Тебе нравится? — Щенок лизнул меня в руку. — Я так понимаю, что это да? А что добрый герр группенфюрер, который тебя принёс, думает по этому поводу?

— Я думаю, что это замечательное имя. — Группенфюрер Кальтенбруннер снова улыбнулся мне.

На следующий день Ганс и я поехали встречать Генриха с военного аэродрома, и я взяла моего Сахарочка с собой. Мой муж влюбился в неё с первого взгляда, и с тех пор они были почти неразлучны. Сахарку даже разрешалось спать с нами в одной кровати, потому что Генрих заявил не терпящим возражений тоном, что на улице был только апрель, и малышка замёрзла бы насмерть в её кроватке на полу.

Генрих так ничего и не узнал ни о том, что произошло между мной и доктором Кальтенбруннером, ни о моём прошении об увольнении, которое я сожгла, тщательно всё взвесив. В конце концов, я работала на контрразведку, и моя позиция в РСХА давала мне неограниченный доступ к секретной информации. Я не могла просто так взять и лишить этого доступа людей, которые на меня рассчитывали. Что касалось моего начальника, то мне оставалось только надеяться, что подобного больше не повторится. Хоть Урсула и продолжала укоризненно качать головой, я решила вернуться на работу.

— Как ты можешь раз за разом его прощать? Он начнёт думать, что ему всё с рук сойдёт и станет только ещё хуже к тебе приставать.

На все её укоры я только отводила взгляд и пожимала одним плечом. Даже если бы я попыталась объяснить ей свои мысли на его счёт, вряд ли бы она поняла. Проблема доктора Кальтенбруннера была в том, что он слишком привык к тому, что женщины сами бросались к его ногам после первых же десяти минут знакомства, а когда одна из них — я — вежливо отклонила его ухаживания, он не совсем понял, как на это реагировать. В конце концов он просто потерял терпение и попытался взять силой то, что не давалось другим образом.

— Урсула, я знаю, что в это трудно поверить, но в его действиях не было никакого по-настоящему злого умысла. — Я немного виновато улыбнулась подруге. — Он как один из тех задиристых ребят из класса, которые начинают дёргать девочек за косички и задирать им юбки, потому что хотят привлечь их внимание, но не знают как.

— Ты действительно пытаешься его оправдать? Этого злодея?

— Нет, просто говорю, что он вовсе не злодей. Упрямый до невозможности, нетерпеливый и очень, очень испорченный женским вниманием, но не злодей.

— Это называется «оправдывать».

— Он был пьян. Он извинился.

— Оправдываешь ещё больше.

— Он подарил мне щенка. Ему стыдно. Настоящим злодеям стыдно не бывает.

— Это твоё отношение тебя ни к чему хорошему не приведёт.

Генрих прочистил горло, отвлекая меня от моих размышлений.

— Надо сегодня пораньше лечь спать. Наш самолёт улетает ровно в семь. Не думаю, что твой шеф обрадуется, если мы опоздаем. — Генрих скормил ещё один кусочек бисквита Сахарку, в то время как Рольф, также сидящий рядом, обиженно заскулил, давая понять, что он тоже член семьи и любит бисквиты. — А ты уже большой мальчик, большие мальчики бисквиты не едят.

Я улыбнулась при виде моего мужа, беседующего с собаками, и подумала, какой из него замечательный выйдет однажды отец. Какой из него замечательный был бы отец, если бы мы не потеряли нашего ребёнка. Было уже не так больно думать об этом, как год назад, но в глубине души я знала, что подобные раны никогда полностью не излечиваются. Я тряхнула головой, избавляясь от непрошеных мыслей.

— Не знаю, как мой шеф вообще так рано встанет. Судя по тому, во сколько он каждое утро приходит на работу, он не ранняя пташка.

— Я до сих пор не могу понять, почему он вдруг решил мне это доверить. Мой департамент совсем другим занимается.

Я пожала плечами, будто и вправду понятия не имела, почему вдруг доктор Кальтенбруннер решил взять моего мужа с нами в Польшу, чтобы помочь ему разобраться с ситуацией в варшавском гетто. На самом же деле, это было частью нашего нового уговора: я возвращаюсь на работу и даже сопровождаю доктора Кальтенбруннера во все его поездки, как я это делала с Шелленбергом, а он в ответ держит свои руки при себе и берёт с собой Генриха, если это конечно не будет мешать его непосредственным обязанностям в департаменте. Так мне было бы намного спокойнее в обществе группенфюрера Кальтенбруннера. Следующим утром мы вылетали в Варшаву.