Спаси меня, мой талисман! - Наталья Шатрова Страница 49

– Ступай, – произнес мытник сердито, хотел пройти мимо, но заметил мокрое молочное пятно на груди женщины.

Горячая волна возбуждения накатила на него. Мучительно захотелось разорвать ворот рубахи, впиться в сосок, вспомнить вкус грудного молока. Неимоверным усилием воли мытник оторвал взгляд от манящего холмика и посторонился, пропуская женщину к лестнице.

Белава поднялась наверх, но у покоев госпожи остановилась перевести дух. Она далеко не наивная девочка. Мужское желание не приводит ее в недоумение. Сердце тревожно заныло: неужели стойкий хозяин воспылал к ней вожделением?

Едва мытник и рабыня разошлись, из скрытой ниши вышел Заккай и задумчиво побрел во двор. В разговоре, тайным свидетелем которого он оказался, ничего вроде двусмысленного или предосудительного не было, но что-то все равно настораживало. Хозяин вел себя неуверенно, и в воздухе витало какое-то напряжение.

Заккай вздохнул. Белава всю душу ему уже вымотала, но он терпел, не поддаваясь ее чарам. Он даже старался реже посещать ее, чтобы заглушить в себе страсть, но это ему удавалось с трудом. А все потому, что боялся: женщина возьмет над ним верх и погубит его, как когда-то мать погубила его отца, влюбив в себя, и тем самым обрекла своих детей на жалкое существование.

Заккай родился на восточной окраине Итиля, где в ветхих лачугах и землянках ютились бедняки. Пока был жив дед – отец матери, – жизнь была вполне сносной. Отец Заккая и дед рыбачили на старой лодке, а мать продавала рыбу на столичном базаре.

Именно на базаре мать Заккая когда-то познакомилась с его отцом, молодым евреем, пленившимся красотой юной хазарки. Любовь расцвела белой вишней, принеся скороспелый плод, но богатые родители парня не захотели признать невестку-язычницу и потребовали, чтобы сын отказался от нее. Поскольку жизнь с любимой женщиной казалась намного привлекательней, чем мрачные стены богатого дома, сын без сожаления покинул родных, услышав вдогонку отцовское проклятие.

Заккай и его старшая сестра никогда не жили в довольстве и достатке, носили залатанную одежду с родительских плеч, а из еды в изобилии видели только рыбу. Но раннее детство запомнилось Заккаю как самое лучшее время его жизни, потому что были живы родители.

Однажды отец и дед отправились в море, а назад вернулся лишь отец, да и то вплавь. Дед исчез в морской пучине вместе с лодкой. Отцу чудом удалось спастись.

В семье наступили тяжелые дни. Сбережений на новую лодку не было. Найти другую работу отец не смог.

Мать стала ходить по людям, перебиваясь редкими заработками, которых едва хватало на пропитание. Старшую сестру в тринадцать лет пришлось отдать третьей женой немолодому хазарину.

Как-то утром мать заболела и не встала с постели, а через неделю ее похоронили. Отец запил. Бывало, он целыми неделями не замечал сына. Мальчик голодал. Иногда его подкармливала сестра, воровато принося еду, утаенную от зоркого глаза злой свекрови.

Через полгода после смерти матери отца нашли мертвым на берегу Итиля. Напившись в очередной раз, он свернул себе шею.

Сестра послала весточку о смерти отца богатому деду-еврею, но ответа не получила. Ей пришлось взять брата в дом мужа. Унижений и обид в чужом доме Заккай натерпелся сполна и запомнил их навсегда. Они и сейчас, спустя годы, дают о себе знать по ночам, когда он просыпается в холодном поту, чувствуя, как неистово стучит сердце от тяжелого сна.

Однажды у дома сестры остановились ухоженные лошади. Из повозки вышла дородная молодая женщина. Ее тут же окружила любопытная детвора, с восхищением разглядывая богатый наряд. Незнакомка, брезгливо оглядевшись по сторонам, спросила:

– Здесь живет сын еврея и хазарки, дочери рыбака?

Заккай вышел вперед. Женщина, всем на удивление, расплакалась, увидев его, обняла, расцеловала в обе щеки.

Из дома выскочила сестра, испачканная сажей. Она дохаживала последний месяц беременности, но в семье мужа ее не щадили, заставляя выполнять наравне с другими женами и тяжелую работу. Она как раз чистила котлы, когда ей сообщили, что ее брата увозит чужая богатая женщина.

На вопрос сестры незнакомка поведала, что приходится родной сестрой их отцу. Она любила брата, но отец настолько был сердит на сына, что и слышать ничего не хотел о внуках-язычниках, оставшихся сиротами. Она же перечить отцу не смела, пока ее не выдали замуж за мытника. Прежде чем отправиться к мужу в Саркел, она, без ведома отца, заехала за племянником, решив забрать его к себе.

Заккай и по сей день благодарен тетке, вызволившей его из нищеты. В доме мытника он легко и быстро прижился. Принял иудаизм, получил новое имя, обучился военному делу. Едва он возмужал, его поставили управителем в усадьбе.

Его сестра родила четверых сынов и двух дочерей, пережила мужа, двух его жен и свекровь, и сейчас вполне благополучно жила с младшим братом покойного мужа.

Во всех своих ранних бедах Заккай обвинял мать. Это она, грешная язычница, соблазнила отца, и он не устоял, поддался ее любовным чарам, не думая о будущем детей. Да еврейская женщина разве позволила бы себе переспать с мужчиной до брака? Разумеется, нет! Их целомудренность известна всему миру. Только язычницы не знают ни стыда, ни совести и не заботятся о девичьей чести.

Белава красива и, как всякая язычница, умеет привораживать, давая мужчине наслаждение, после которого он на других женщин и глядеть не хочет. Но решись сейчас Заккай жениться на ней, какой у них брак получился бы? Он – бедный еврей. Она – безродная рабыня. Что ждет их в будущем? Нищета. А их детям каково будет? Ведь только дети евреек считаются полноправными иудеями.

Нет, Заккай уже пережил и безродность, и нищету, и голод. Остаток жизни он хотел бы провести без потрясений.

Белаве снился Веселин. И во сне, как наяву, она ощущала тепло его рук. Сердце наполнялось щемящим счастьем от поцелуев и объятий. Невесомое тело парило в облаках блаженства.

В мучительно сладкий сон ворвался скрип двери. В замутненное сознание прокрался страх, опутывая его тугими сетями, мешая дышать и прогоняя сон. Белава проснулась и взвизгнула от испуга: над ней кто-то склонился.

– Тихо! Перебудишь всех! – раздался недовольный голос мытника, и в тот же миг тяжелая туша навалилась на нее.

Кислый запах пота ударил в нос. Белава с отвращением отвернулась. Но мужчина не заметил ее неприязни, в нетерпении разорвал на ней рубаху, захватил толстыми губами сосок груди, жадно втянул его в рот и принялся сосредоточенно сосать, причмокивая и постанывая от удовольствия. Изредка он покусывал сосок, причиняя боль, и женщина стискивала зубы, чтобы не стонать.

Мытник насытился, освободил от нижнего белья свою напрягшуюся твердую плоть, захрипел и со всего маха вошел в сухое женское лоно. Белава дернулась, вскрикнула от боли. Крупные слезы не удержались в глазах, покатились по щекам.

Жирная туша мужчины прыгала и крякала на безвольной обмякшей женщине, обильно поливая ее липким потом. Наконец, удовлетворенный, мытник скатился с нее, прилег рядом.