Бегом на шпильках - Анна Макстед Страница 48

Открываю дверь сама. Я — в одних трусах, она — сердито насупившись: какую-то долю секунды мы стоим, уставившись друг на друга, — и обе взрываемся от смеха. Мы хохочем до колик в животе, и мне даже приходится сжать ноги и перейти на знаменитую походку Микка Джаггера, дабы предупредить постыдную катастрофу.

— Перестань! — Я едва перевожу дух. — Прекрати сейчас же, а то я… — корчусь, извиваюсь, дергаюсь, как марионетка на ниточке. — Нет, вроде все нормально, поднялось обратно!

Вся трясущаяся, уже на грани истерики, Бабс выдавливает из себя:

— Хренов шарф!

Постепенно наш смех ослабевает, из бурного потока превращаясь в тоненький ручеек. Застенчиво улыбаясь, я бормочу:

— Не уходи. Останься еще чуть-чуть, и мы, мы… — буквально выдавливаю из себя слова, — … обо всем поговорим.

Бабс улыбается в ответ. Такая сладкая, медово-сахарная улыбка и множество мелких морщинок вокруг глаз.

— Только при одном условии.

— Каком?

— Ты оденешься. Иначе простудишься и умрешь, — добавляет она, передразнивая мою маму.

А я и забыла, что стою в одних трусах: зубы стучат, руки синие.

— Хорошо. Только давай я принесу тебе чашку ча…

— Давай-ка я уж сама, — перебивает Бабс. — Я знаю, где у тебя чайник. Займись лучше собой.

Улыбнувшись, отправляюсь в спальню. Мне не хочется натягивать прежнюю одежду. О боже. Чувствую себя как боксер-тяжеловес перед вешалкой с кружевными блузками. Неужели в ее словах есть хоть малая толика правды? Бабс думает, я сержусь, что она вышла замуж. Неужели я такая эгоистка? Пытаюсь посмотреть на себя ее глазами: толстая, эгоистичная, краснорожая, бьющаяся в истерике девица. Может, надо было побольше потратиться на свадебный подарок?

Если все это правда, то мне ужасно стыдно. И даже если не все. Я просто не выдержу, если Бабс начнет думать обо мне плохо.

Вытаскиваю из шкафа мягкий, розовый топик в обтяжку, — тот, что выбрал для меня Мэтт, дабы подстегнуть на первый шаг к неверности. Влезаю в него: топ повисает, словно простыня на огородном пугале. Примерно с того момента, как Бабс обручилась с Саймоном, я всячески старалась избегать близкого контакта с зеркалом. Но сейчас я заставляю себя взглянуть правде в глаза. Мои волосы торчат пучками, — на голове, естественно; подмышки у меня, слава богу, всегда выбриты. Лицо цвета натурального йогурта. Здрасьте, «Эдвард Руки-ножницы». [37]Пристально вглядываюсь в зеркало, будто вижу себя впервые. Ну и уродина! Бабс права: я действительно не хотела, чтобы Саймон забирал ее у меня. И это делает меня еще уродливей. Но ведь она же первая бросила меня. Мы всегда были не разлей вода. Как две горошины в одном стручке. Покуда на горизонте не появился Саймон, — вальяжный, тощий, вечно выделывающийся дылда Саймон, — и не украл ее у меня.

В эту секунду я благодарю небеса за то, что не все наши мысли становятся достоянием общественности. Неужели я и вправду считала, что Бабс должна отказываться от всех романтических предложений только потому, что они могут причинить неудобство мне? Да я просто чудовище! Я — из тех психопаток, о которых пишут в бульварных газетенках. Мне должно быть стыдно. И мне действительно стыдно. За многое стыдно. За то, что выросла в Хендоне. За то, что не стала лучшей в университете. За свои лапищи седьмого размера. Хотя это уже что-то новенькое в моем и без того длинном списке позорных вещей. Неужели я ждала, что Бабс попридержит свою личную жизнь, покуда я не разберусь со своей?

Что со мной? Мне грустно? Или я злюсь? Нет, я даже не знаю, что такое злость. Но если засунуть руку поглубже в душу и пошарить там, то на нее наверняка налипнет мерзкая слизь. Я просто переполнена гадостью и мерзостью. Сделана вовсе не из того, из чего делают всех хороших девочек. Я сделана из улиток и слизняков. Тыкаю себя в живот: твердо. Эта внутренняя гниль — несомненно, нечто большее, чем маленькие конфетти зависти.

Что же мне делать? Знаю. Я сотворю что-нибудь эдакое, чтоб доказать: я все еще достойна ее дружбы. И я даже знаю, что нужно сотворить. И это будет сделано на шестьдесят процентов от доброты, на тридцать — из эгоизма, и на десять — из любопытства.

Я все-таки предложу ей это.

— Нэт, ты там в порядке? — слышится голос из-за двери.

Я даже подпрыгиваю от неожиданности.

— Да-да, все нормально, сейчас выхожу, еще буквально секундочку.

Натягиваю коричневые сапожки из змеиной кожи, — те, что заставил меня купить Мэтт. Шпильки такие высокие, что даже мои ножищи кажутся в них крошечными. Правда, расплата за такие каблуки — ломота в спине весь следующий день. Делаю глубокий вдох и распахиваю дверь в прихожую. От добрых намерений даже руки чешутся! Бабс протягивает мне чашку кофе.

— Черный, без сахара.

Чувствую благодарный трепет. Вообще-то я терпеть не могу черный кофе. Он такой горький, будто грызешь семечки от яблок. Бабс прекрасно знает, что я предпочитаю кофе с молоком, но пить его все равно не буду, так как от молока поправляются.

— Знаешь, — говорю я поспешно, — я, наверное, добавлю молока.

Чашка вздрагивает в руке Бабс.

— Хотя бы капельку. Я решилась.

Бабс несет кофе на кухню, словно преданный вассал, доставивший голову изменника своему королю. Я не обязана пить его. Сорок девять калорий на каждые сто миллилитров наполовину обезжиренного, то есть почти в шесть раз больше — в одной пинте. Ничего, завтра можно будет устроить двойную пробежку. А еще лучше — сразу, как она уйдет.

Я по капелькам цежу молоко в кружку. Бабс кричит:

— У тебя лягушка во рту!

Виновато поднимаю глаза. Она использовала наш секретный шифр (что означает: «не молчи! выплюнь!»), чтобы я почувствовала себя лучше.

— Нэт, — добавляет она мягким голосом. — Ты молодец, что не боишься.

Чувствую себя посмешищем.

— Ага, — говорю я. — Пятилетние дети борются с раком, а я, значит, такая храбрая, что не боюсь добавить каплю молока в кофе.

Бабс склоняет голову набок, знаком приглашая меня за собой в гостиную. Я плетусь следом, дрожа от страха. Ужасно боюсь, что она снова начнет ругаться, и потому сейчас мне хочется угождать ей во всем.

— Бабс, — говорю я. — Как там дела у Энди?

Если Бабс и удивлена, то умело это скрывает.

— Нормально.

— Так он… — мне хотелось задать вопрос очень тактично, но мои рецепторы тактичности по своему обыкновению вступили в перепалку с рецепторами бестактности, — подыскал себе жилье? Или все так и живет с родителями?

— Пока ищет. Я предложила ему пожить у нас, но, по правде говоря, Сай вроде как не в восторге от этой идеи. Сама знаешь: молодожены и все такое, — добавляет она с примесью сарказма.