Дворец из песка - Анастасия Дробина Страница 47

– Сандра, мне надо уйти, – спокойно сказал он, и я поняла: что-то случилось.

– Можно мне с тобой? Я могу помочь…

Секунду Жозе колебался, но черный парень умоляюще сказал что-то, тронув его за плечо, и Жозе кивнул:

– Хорошо, идем.

Дорога была недолгой: я вслед за уличной бандой петляла по темным переулкам, изредка перерезанным светом из окна. Жозе шел впереди, разговаривая с парнями. Слов я не понимала, но по деловитой интонации Жозе, задающего короткие вопросы, и по длинным, сбивчивым, предельно эмоциональным ответам можно было сообразить, что речь идет о чьей-то болезни. Обо мне, казалось, забыли, но мне это только помогло: страх от запаха крови на макумбе и темноты незнакомых улиц совершенно пропал, я легкой рысью бежала по переулкам вслед за ребятами и беспокоилась только о том, чтобы не отстать.

У открытой калитки нас встретило несколько женщин, разразившихся радостными и горестными воплями. Радость была, видимо, оттого, что ребятам все же удалось найти «доктора Зе», пусть даже вытащив его с макумбы. Нас тут же повели в дом – освещенный всеми доступными хозяевам средствами. Обо мне никто ничего не спросил.

Дом был грязный, нищий и полный народу. Все ребята, которые встретили нас на улице, пролезли в комнату вслед за Жозе, за ними в полном составе последовали и женщины. Несколько старух сидело на деревянной, щелястой лестнице; при нашем появлении они забормотали что-то унылое, и одна из них длинно плюнула на немытые ступеньки ядовито-зеленой слюной. Двое немолодых чернокожих мужчин встали при нашем появлении. Один из них дрожащей рукой прикоснулся к локтю Жозе и что-то тихо сказал. Я увидела, что его глаза полны слез. Жозе что-то коротко и довольно жестко спросил. Старик ответил молчаливым кивком. Жозе толкнул отвратительно скрипнувшую дверь и вошел в освещенную керосиновой лампой комнату. Я пошла за ним, не замечая провожающих меня взглядов.

Девочка лежала на железной кровати, запрокинув осунувшееся, взрослое лицо. Это была негритянка – слишком худая, мальчишеского сложения, с едва наметившейся грудью, натягивающей грязную, когда-то белую мужскую рубашку. Кроме этой рубашки, на девочке ничего не было. Я бы дала ей лет тринадцать. При нашем появлении она даже не открыла глаз, но, когда Жозе взял ее за руку, вздрогнула и хрипло спросила:

– Доктор Зе?

– Дидинья…

Жозе снова о чем-то спросил. Дидинья медленно, нехотя ответила. Жозе обернулся, посмотрел на брошенные у стены простыни, коричневые от высохшей крови. Закрыл глаза и выругался.

– Она сделала аборт? – я сразу все поняла. – Неудачно? Кровотечение?

– Sim. – Жозе поднял из-под кровати еще одну простыню, тяжелую и красную: ее, видимо, сменили прямо перед нашим появлением. Жозе бросил ее к остальным, сел на корточки у кровати и сдавленно сказал:

– Поздно. Бесполезно. Очень поздно. Это было рано утром… Она сказала отцу, что идет в школу. А кровь пошла к вечеру. Потом, когда она испугалась и рассказала… Только тогда начали искать меня… Моса! [16]

Дидинья слабо улыбнулась, протянув худую черную руку. Сделала какой-то успокаивающий жест, совершенно женский, совершенно взрослый, – и у меня мурашки пошли по коже. Эта девочка уже знала, что умирает. Жозе снова взял Дидинью за руку, что-то вполголоса заговорил, а я вдруг почувствовала знакомое головокружение. Медленно, еще боясь поверить, закрыла глаза – и увидела знакомую зеленую искорку.

– Сандра! – обеспокоенный голос Жозе донесся до меня словно из подвала. – Сандра, что с тобой? Тебе плохо? Ты боишься крови? Тебе надо скорее выйти…

– Нет… Нет! – больше всего я боялась того, что Жозе, давно не говоривший по-русски, меня не поймет. – Жозе, ради бога, принесите таз воды! Ради бога, я еще успею! Я мать святого, иалориша, черт возьми, слушайся! Воды мне!!!

Последнее, что я услышала, был взрыв изумленных голосов за дверью. Принесли мне воду или нет – я уже не видела. Шар, ослепляя закрытые глаза, закачался передо мной, огромный и сияющий, – и сознание ушло.

…Когда я открыла глаза, по ним резанул розовый свет заходящего солнца из открытого окна. Были сумерки. Я лежала на кровати в незнакомой комнате, стены которой были оклеены обрывками обоев, вырезанными из журналов картинками и оберточной бумагой. Кроме моей кровати, другой мебели в комнате не было. На подоконнике в жестяной банке топорщился пиратского вида кактус. На спинке кровати сидел колоссальных размеров таракан и внимательно меня разглядывал.

Я смотрела на таракана с нарастающим ужасом. Никогда в жизни не шарахавшаяся ни от змей, ни от пиявок, ни от мышей, этой рыжей, прыткой и, в общем-то, безобидной нечисти я боялась до полусмерти. Мгновенно улетучились все испуганные мысли о том, что я, собственно, делаю одна в незнакомом доме. Парализованная отвращением, я таращилась на таракана. Он тоже был несколько насторожен и резких движений не делал. Через минуту взаимного разглядывания таракан осторожно и довольно дружелюбно пошевелил усами. Я подскочила в постели и завопила во всю мочь. Таракан в панике свалился под кровать и помчался вдоль стены.

Из-за стены донесся приближающийся топот, скрипнула дверь, и ворвался Жозе.

– Сандра, ты очнулась? Ты в порядке?! Почему ты так кричишь?

– Та-а-ам… – проблеяла я, показывая пальцем в угол, куда смылось домашнее животное. – Господи, вы их откармливаете, что ли?! Это же не тараканы, а лошади!

Жозе, стоя в дверях, непонимающе смотрел на меня своими длинными глазами. И, глядя в них, я медленно вспоминала прошедшую ночь. Темные улицы… Ярко освещенный дом, люди на лестнице, тревожные голоса, старик с заплаканными глазами… Девочка с запрокинутым лицом на железной кровати, грязные от крови простыни.

– Дидинья! – Я спрыгнула с кровати. – Жозе, господи, она умерла?!

Такой широкой улыбки у Жозе я не видела даже в молодости. Он взял меня за руку и, приложив палец к губам, потянул за собой.

Дидинья спала мертвым сном – на той же железной кровати, только вместо матраса под ней лежали какие-то свернутые вещи, покрытые белой, свежей простыней. Когда мы вошли, она не пошевелилась. Поднял голову только ее отец, сидящий на полу у стены и посмотревший на меня блестящими, как у животного, глазами в сети морщин. Я неуверенно улыбнулась. Он молитвенно сложил руки в каком-то ритуальном жесте и, поднимаясь, что-то страстно и быстро заговорил. Я беспомощно посмотрела на Жозе. Тот пожал плечами, указал старику на спящую Дидинью, и тот умолк, но немедленно сделал попытку поцеловать мне руку. Я перепугалась окончательно, вырвала руку и выскочила из комнаты.

Все мое существо подсказывало мне, что пора делать отсюда ноги, но уже во дворе я была перехвачена… Энграсией – вчерашней верховной жрицей на макумбе. Перепутать ее с кем-то было невозможно. Сейчас негритянка была в обычном, цветастом и сильно вылинявшем платье; о вчерашнем белоснежном одеянии жрицы напоминал только белый тюрбан на голове. Она сидела на низкой табуретке под огромной питангой, покрытой плодами, рядом стояла жаровня с углями, а над жаровней, на решетке, высилась большая жестяная джезва, из которой шел умопомрачительный запах кофе. Увидев меня, Энграсия широко улыбнулась и покачала головой, давая понять, что никуда меня не выпустит.