Западня для лорда - Маргарет Макфи Страница 44

— Не могу избавиться от ощущения, что я что-то упустила, неправильно поняла ситуацию. Это гложет меня день и ночь. — Она посмотрела на свои руки. — А еще чувство вины.

— Тебе не в чем себя винить.

— Разве? — Венеция воззрилась на подругу. — Все лондонские газеты трубят о моем участии в этом деле, и ничего тут не изменить. Именно я пошла в полицию и рассказала то, в чем признался мне Линвуд. И остальное тоже.

— Он же пытался убить тебя! У тебя не было иного выбора, кроме как обратиться в полицию.

Покачав головой, она снова подумала о взгляде, которым Линвуд смотрел на нее после того, как спас из пламени. То был не взгляд убийцы. В его глазах отражалось то же, что лежало у нее на сердце: боль, недоверие, любовь:

— Элис, а что, если он невиновен? — озвучила она вопрос, мучивший ее долгими бессонными ночами.

Воцарилось напряженное молчание.

— Как тебе такое в голову могло прийти? Он виновен, и точка. Каждый день против него находят новые улики. Невиновный человек станет отрицать, что совершил преступление, Венеция. Положа руку на сердце, он во всеуслышание заявил бы, что не убивал Ротерхема. Но Линвуд этого не делает.

При иных обстоятельствах Венеция сама стала бы утверждать то же самое. Это казалось логичным объяснением. Так считал весь Лондон. Но ведь Лондону не было известно, сколь далеко зашли отношения между Линвудом и Венецией.

— Он не может не быть виновным.

С какой бы легкостью ни дались Венеции эти слова, они не могли изменить того, что подсказывало сердце.

Она просматривала письма, не вскрывая ни одного, зная — это всего лишь предложения от журналистов рассказать историю или от джентльменов, желающих сделать ее своей любовницей. Тут ее внимание привлекло одно письмо, отличающееся от прочих. В правом верхнем углу была напечатана особая марка. Отбросив другие конверты в сторону, Венеция вытянула этот и перевернула его. Отправителем значился Олд-Бейли [9].

Екнуло сердце, защемило в желудке. Дрожащими пальцами она сломала печать и, развернув лист, стала читать. Новость сломила ее.

— Что случилось, Венеция? Ты побледнела как мел.

— Суд над Линвудом назначен через две недели, — произнесла она, едва шевеля губами.

— Тем скорее ты от всего этого избавишься.

— Меня вызывают в качестве главного свидетеля.

Она положила письмо на стол, понимая, что должна будет выступить с обвинением против Линвуда и тем самым затянуть петлю на его шее. Она прикрыла глаза.

— Ты же знаешь, как нужно поступить, не так ли, Венеция?

Она открыла глаза и посмотрела на Элис:

— Да, знаю.

В тишине комнаты слова звучали точно острые льдинки. Ей стало холодно, боль в груди затрудняла дыхание.

Сглотнув, она снова посмотрела на письмо. Сложив ею, поднялась из-за стола.

— Ты же ничего не съела.

— Мне пора в театр. Там перекушу.

Элис кивнула.

— Билеты на сегодняшнее представление были распроданы за час.

— Да, слышала.

Она направилась к двери.

— Венеция?

Обернувшись, она посмотрела на подругу.

— С тобой будет все в порядке? — спросила Элис.

Венеция с трудом растянула губы в подобии улыбки.

— Да, — ответила она. — Как и всегда.

Элис кивнула.

В тот день Венеция полностью погрузилась в репетицию. Заставляла себя сосредоточиться на словах роли, так как Розиной быть проще, чем Венецией. Все были очень заняты, суетились, требовали, напрягались, как и перед всяким другим представлением. Масла в огонь подливало осознание того, что все места в зале раскуплены, все взгляды будут устремлены на Венецию, а все репортеры будут готовы в любой момент написать о ней новую статью. Венеция растворилась без остатка в этой столь привычной для нее атмосфере. Здесь она точно знала, что делать.

Она пребывала в спокойствии весь день и вечер, даже одеваясь в старомодное платье Розины с тугим корсажем, плотно охватывающим ее талию. Ей расчесали волосы, так что они ниспадали волнистыми кудрями, подкрасили губы, подрумянили щеки.

За пятнадцать минут до поднятия занавеса ее, наконец, оставили в одиночестве, давая возможность настроиться на представление. На нее тут же нахлынули мысли о Линвуде. Она села за туалетный столик и ощутила боль в груди, которая скрывалась там с момента ее разговора с магистратом на Боу-стрит. Она не стала смотреть на свое отражение в зеркале, принявшись вместо этого перечитывать свои заметки о роли Розины и безуспешно пытаясь сосредоточиться на спектакле.

В коридоре послышались чьи-то быстрые шаги. Венеция подняла голову в тот момент, когда дверь гримерной распахнулась и внутрь ворвалась маленькая фигурка, закутанная в черный плащ. Аккуратная ручка откинула капюшон, и перед Венецией предстала сестра Линвуда, леди Мэриэнн. Ее взгляд был совершенно безумным, щеки раскраснелись, светлые волосы разметались по лицу.

— Мисс Венеция Фокс, как вы, должно быть, довольны собой. — Она сотрясалась от гнева. — Ваше имя у всех на устах и в каждой газете! Вы собрали полный зал!

Венеция поднялась, оказавшись почти на голову выше Мэриэнн.

— Я понимаю ваше расстройство, леди Мэриэнн, но сейчас вам нужно немедленно уйти.

— Почему? Вам неприятно слышать правду?

— Нас не должны видеть вместе. Это может нанести урон вашей репутации. А мне скоро на сцену.

— Ах, вот что для вас имеет значение?

— Мне очень жаль вашего брата, правда. — Венеция понимала, как неубедительны ее слова.

— Жаль? — Леди Мэриэнн воззрилась на нее, как на дьявола во плоти. — Как же вы можете сожалеть, если повесят его именно из-за ваших слов? — яростно вопрошала она.

Ее гневному призыву удалось пробить брешь в стене притворства, которую Венеция тщательно возводила вокруг себя весь день.

— Как вы могли так поступить?! — кричала Мэриэнн. — Вы же были его любовницей!

— Леди Мэриэнн!

— Вы пообещали мне, что не причините ему вреда! Я думала, вы любите его. Какой же я была дурой! Вам нет дела ни до кого, кроме себя!

Венеция ахнула.

— Он поджег мой дом! — воскликнула она, стараясь заставить Мэриэнн понять. — Он солгал.

— Никогда! — Мэриэнн подошла к ней вплотную, Венеция видела, как ее тело сотрясается от эмоций. — Мой брат никогда не причинил бы вам зла. Что же касается лжи, то он скорее промолчал бы, чем сказал неправду. Он делает все это только ради того, чтобы…