Слишком личное - Наталья Костина Страница 43

После того как она едва не погибла несколько месяцев назад, Катя неожиданно открыла, что можно извлекать удовольствие буквально от всех тех впечатлений, какие могут обеспечивать человеку органы чувств. Она до сих пор помнила то граничащее с экстазом наслаждение, которое открылось ей, когда она увидела мир, – как будто новыми глазами. И до сих пор она испытывала наслаждение, прикасаясь к шершавому, гладкому, теплому, прохладному, скользкому… Получала удовольствие от созерцания гор и моря. От музыки, утренней переклички иволги, ночного треска цикад. Она как бы заново родилась, пробуя, обоняя и осязая жизнь и наслаждаясь этим. У жизни был то запах персика, то соленый вкус моря. Твердость камня и податливость и текучесть воды. И все было прекрасным – даже запах гниющих водорослей, который она уловила вчера, прогуливаясь вдоль моря.

Она раскачивала, подталкивала скамью, врачуя свои сомнения ароматами и звуками ночного сада и этим размеренным движением. «Позвонит, позвонит», – еле слышно поскрипывая в креплениях, соглашалась с ней скамья, так же быстро меняющая свое мнение, как и любая женщина. Эти качели, несомненно, были женского пола.

Где-то совсем рядом хлопнула дверь, и Катя инстинктивно притормозила, остановила скамью, хотела было надеть шлепанцы и ретироваться, но тапки куда-то подевались. Она напрасно шарила босой ногой – они как сквозь землю провалились. Ну не бежать же в самом деле, бросив свое имущество, как трусливый заяц, босиком по дорожке! Да и что такого она сделала? Ну, покачалась немного, но дырку-то она в качелях не просидела? Да и вообще, чего ей бояться? Кому-то тоже не спится, на кого-то тоже действует луна, погуляет себе человек, подышит и пойдет обратно в дом. Однако, повинуясь инстинкту, она глубже вдвинулась в мягкое, податливое полотняное нутро. Шаги простучали мимо, беспокойные, торопливые шаги. Интересно, кто это так спешит и куда он отправился? Выглянуть хотелось ужасно, но она дождалась, пока человек отойдет подальше, и только тогда осторожно встала и посмотрела вслед удаляющейся фигуре. Силуэт был женский. Не зная почему, Катя, так и не надев шлепанцы, стараясь не производить шума и держаться в тени деревьев, быстро пошла вслед за незнакомкой.

– …слушай, ты на меня не дави. Я сказала нет, значит, нет.

Подойти поближе Катя не осмелилась. Деревьев больше не было. Двое, мужчина и женщина, стояли за коваными воротами усадьбы, метрах в трех от затаившейся за каким-то колючим кустом Кати. Женщина держалась за открытую калитку, как будто не хотела идти дальше порога или же не хотела впускать ночного гостя внутрь. Фонарь над воротами горел ярко, и мужчина поморщился:

– Слышь, выруби этот прожектор. Светит, как в зоне.

Женщина послушно щелкнула кнопкой, и свет погас. Однако полная луна все так же безмятежно сияла с неба, и Кате разговаривающие были видны как на ладони.

– Зря ты все затеял, – холодно сказала женщина, и Катя узнала голос, а потом и саму говорившую, хотя та и стояла к ней спиной, – это была Оксана, невеста парня по имени Ваня, внука одной из старух.

Мужчина закурил, щелчком отбросил спичку на дорожку и выдохнул дым прямо в лицо девушке.

– Зря, говоришь? Больно умная стала. Что, новую жизнь начала? – Он недобро хохотнул. – Да я тебя знаю как облупленную, сучару! Жениха себе нашла? Замуж за него выскочить хочешь? Смотри, чересчур большой кусок откусить стараешься, как бы зубки не увязли…

– Не твое дело! – зло выдохнула Оксана. – Зачем ты сюда приперся? Я тебе уже один раз говорила – ничего не получится. Я этого делать не буду.

– Будешь. Как миленькая будешь, – заверил ее мужчина. – Забыла, поблядушка грёбаная, кто ты такая? Так я могу напомнить. И не только тебе. Утром приду…

– Сколько ты хочешь? – перебила она его. – Сколько?

– Богатая стала? – Мужчина сплюнул на дорожку. – Откупиться хочешь? У тебя таких бабок пока нет, так что придется отработать. Поняла?

– Я не буду этого делать, – упрямо сказала девушка.

– Ну, ты… – Мужчина схватил ее за руку, подтащил ближе, молниеносным движением завернул локоть ей за спину, и Оксана застонала. – Будешь делать то, что тебе скажут, потаскуха! И всего-то от тебя требуется… – зло прошипел он.

Катя вся превратилась в слух. Чтобы лучше слышать и видеть происходящее у калитки, она подвинулась на какой-то сантиметр, и вдруг что-то хрустнуло у нее под ногой. Она в ужасе замерла.

– Тут кто-то есть. – Мужчина отпустил девушку. – Ну-ка, вруби прожектор!

Выключатель, установленный на калитке, щелкнул, и мощная лампа залила пятачок у ворот ослепительным светом. От этого света тень у тиса, за которым пряталась Катя, стала только гуще.

– А на дорожку можешь посветить?

Оксана нажала еще одну клавишу, и засветилась цепочка фонарей на мощенной плиткой дорожке, ведущей к дому.

Катя поняла, что пропала. Еще немного, и они ее обнаружат. Она сделала один неосторожный шаг, прижавшись поближе к тису, который оказался к тому же еще и колючим, и снова наступила на сухую ветку, не замедлившую сообщить о себе. После этого оставалось только бежать. И она помчалась. Она неслась, петляя между деревьями, но двое, которые ринулись за ней вдогонку, поняли ее ошибку раньше, чем она сама, – они побежали по ровной дорожке и, значительно опередив, перехватили свою жертву у самого дома. Катя открыла рот, чтобы громко закричать, но у нее не хватило дыхания, сбитого быстрым бегом, да и бегать после больницы она толком еще не могла. Из ее горла вырвался только тоненький визг, когда мужчина сбил ее с ног. Падая, она ударилась головой о поребрик дорожки, на миг перед ее глазами вспыхнули яркие огни, и сразу же все поглотила густая тьма.

Очнулась она от того, что ужасно замерзла. Она не знала, сколько пролежала на дорожке, часов у нее не было. Застонав, она поднялась и села. Господи, что же это такое – снова голова! Мало ей того, что несколько месяцев назад она чудом осталась жива и перенесла сложнейшую операцию, так теперь еще и это. Тогда она оказалась слишком недальновидной и самонадеянной и поэтому чуть не умерла. Недальновидной и самонадеянной, правда, считала она себя сама. Лейтенант Скрипковская относилась к своим действиям весьма критически, упрекая себя помимо прочего еще и в недостатке профессионализма. Да, а вот теперь она еще и ударилась своей многострадальной головой так, что увидела, как говорится, небо в алмазах. Она ощупала голову и посмотрела на свою ладонь. Крови не было, а вот шишка вспухла огромная, в голове гудело и, кажется, даже щелкало. Да, а где же эти двое, которые за ней погнались? Куда они девались? Она осмотрелась. Рядом никого не было. Только луна все так же безмятежно светила в небе, ей, луне, все было до лампочки. И тем двоим, видимо, тоже. Значит, они бросили ее, беспомощную, здесь и ушли. Вот негодяи! А если бы она убилась насмерть? Или они понадеялись, что, треснувшись головой о камень, она все забудет? Кого видела и о чем они говорили? А в самом деле, о чем они говорили? Что связывало незнакомца, который сбил ее с ног, и невесту парня по имени Ваня? Чего так настойчиво требовал ночной визитер от Оксаны? И что девушка Оксана так не хотела делать? Наверное, этого Катя никогда не узнает. Да, сыщик из нее вышел никудышный. Возможно, эти двое, что оставили ее лежать на дорожке, были в чем-то правы: не нужно подсматривать и подслушивать чужие разговоры, даже если тебе этого очень хочется. А ведь все началось с того, что две старухи сбрендили и остальному семейству это очень не понравилось. Вот по этому поводу Кате и захотелось посмотреть: куда это пошла ночью Оксана и не связано ли это как-то с будущим завещанием, которое всех так огорчило, и с Казимиром Малевичем, по словам горничной, написавшим с Ариадны Казимировны портрет. Или что-нибудь в этом роде. И вот как все плачевно закончилось. Если мама узнает о Катином полуночном приключении, не миновать визита в больницу. Голова налилась тупой свинцовой тяжестью, затылок разламывался от боли, и, кажется, ее даже затошнило. Вот и скамейка-качалка, с которой все началось. Сидела бы она спокойно, слушала цикад и смотрела на звезды – нет, угораздило же ее… Луна в небе из серебряной стала золотой и начала уваливаться куда-то к западу, звезды поблекли, а небо сделалось индигово-синим. Ее тапки, мокрые от выпавшей росы, сиротливо стояли там, где она их оставила. Она сунула ноги, исколотые об острые иглы тисов и елей, мимо которых бежала, в шлепанцы и понуро потащилась по тропинке к их флигелю. Оглянулась и зачем-то посмотрела на большой дом. Окно во втором этаже по-прежнему светилось. Их же флигель был тих и темен – слава богу, мама не проснулась и не хватилась своей непутевой дочери…