Маленькие радости - Оливия Уэдсли Страница 42

Бедная Тони! Ночь была для нее сплошным мучением, и казалось, не кончится никогда, но рассвет все-таки наступил.

К завтраку она надела муслиновое платье и причесалась так, как это нравилось Роберту. Выйдя из комнаты, она столкнулась с ним лицом к лицу. Он выглядел, как всегда.

– Надеюсь, ты спала хорошо? – спросил он вежливо.

Тони пробормотала что-то и сбежала вниз.

Подлинный страх и ужас охватили ее. Только человек, которому безразлично, которому начинает надоедать, мог выглядеть так обычно, говорить так обычно, как если бы ничего не произошло, как если бы прошедшей ночи и вовсе не было.

Роберт решил дать Тони урок.

Она затронула его гораздо больше, чем сама себе представляла, тем, что заперлась.

Он спокойно завтракал и мягко сказал ей, что, возможно, вернется поздно и чтобы она его не ждала. Самолюбие помогало ей, со своей стороны, говорить и смеяться.

Он вышел, почти уверенный в том, что ее это мало трогает.

Как только Роберт уехал, Тони поднялась наверх в его комнату. Она зарылась лицом в его пальто и плакала безутешно. Даже старая Марта пришла и упрашивала ее пойти пообедать.

– Обед прекрасный, сударыня.

– Прекрасный, – ответила бедная Тони, рыдая.

– Хозяину бы хотелось, чтобы вы поели.

– Ему все равно, ем ли я или нет, – сказала Тони по-английски.

Она рано пошла спать и, став на колени возле окна, спряталась за занавеской, ожидая, пока Роберт вернется.

Он скоро приехал. Его шаги болезненно отзывались в ее сердце. Она продолжала стоять на коленях.

Дважды она пыталась крикнуть, но голос не повиновался ей. От холодного ночного ветра она вся продрогла.

Когда она поднялась, она почти падала и, спотыкаясь, направилась к кровати.

Неужели так это и кончится? Неужели так это бывает, когда мужчинам надоедает? Но ведь они с Робертом еще так мало прожили!

– О боже, боже! Больше я не в силах переносить. Я должна знать. Если я ему в тягость, пусть лучше скажет, чем продолжать так.

Она подошла к его двери и, вся дрожа, остановилась в ожидании. Всегда кажется, что между нами и теми, кого мы любим, открывается непроходимая пропасть, когда мы ссоримся. Пропасть открылась перед Тони.

В глубине этой пропасти она видела безразличие – как же она могла после этого пойти к Роберту?

Своей нервной рукой она дотронулась до ручки двери, которая слегка заскрипела. Тони повернулась, чтобы в отчаянии уйти.

Когда она повернулась, дверь открылась, и Роберт появился перед ней. Он не сказал ни слова и только смотрел на нее, затем схватил ее в объятия.

– Тони, – прошептал он, – как ты могла?

Она была не в силах говорить. Ласкающая теплота и искренность его, его сжимающие объятия, пульс и биение его сердца, которые она ощущала около себя, – все это охватило ее, как чудесный сон. Она стала его быстро целовать – глаза, волосы, губы.

– Милый! Дорогой! – бормотала она бессвязно. – Дорогой мой, весь любимый, Роберт, как я жалею…

Он поцелуями выпивал слова с ее уст.

– Не говори так, моя радость. Я должен просить прощения. Тони, я был груб. Скажи, что ты прощаешь меня.

– Да, да! Я знаю, что я неинтересна, но я никогда не буду неряшливой. И если я тебе даже начинаю надоедать, если я даже умру, когда ты оставишь меня, этот момент стоит всего этого.

– Ты надоешь мне? – проговорил он, и его голос затрепетал от страсти, а руки крепче обняли ее. – Тони, я люблю тебя, неужели ты не чувствуешь и не понимаешь этого. Дай свою руку вот сюда. – Он взял ее руку и прижал ее к своему сердцу. Под тонкой шелковой рубашкой оно билось безумно, и Тони чувствовала, что оно готово выскочить при ее прикосновении.

– Ты действительно еще так меня любишь?

Как быстрая опьяняющая буря, его страсть зажгла ее собственную. Она прижималась к нему ближе и ближе и потеряла самое себя в опьянении его поцелуев.

Для них действительно становилось невозможным оставаться здесь, в особенности во Флоренции, где Роберт постоянно встречал знакомых. Он ни с кем не говорил о своих делах, и часто, к удивлению, знакомые спрашивали его, что он делает, где живет, и проявляли при этом обычный поверхностный интерес, свойственный случайным приятелям.

Ему казалось, что все знают, где он и все, что с ним произошло. Между тем никто ничего не знал. Он полагал, что его сестра удачно скрыла от всех побег Тони, и своим личным друзьям не сообщил, что у него есть дела в Италии.

Погода во Флоренции стала вдруг удушливо жаркой. Вне города, на вилле, было довольно прохладно.

Однажды утром, после утомительных занятий с адвокатами, Роберт почувствовал необычайную усталость. Голова у него болела. Он пробовал поесть, но не мог дотронуться до еды. Наконец он решил сразу ехать домой.

Когда он ехал вдоль Виа Валериа, он услышал, как кто-то окликнул его. Рядом с ним двигался автомобиль. В нем сидел невысокий человек с ласковым бледным лицом и ярко-синими глазами.

– Дорогой мой Роберт, – сказал он сердечно, – я сам не знаю, вы ли идете ко мне или я к вам?

Несмотря на свою головную боль, Роберт был искренне рад встретить де Солна. Их связывала долголетняя дружба еще с тех времен, когда Роберт впервые попал в Париж. Он встретился тогда с де Солном и сразу почувствовал влечение к нему. Де Солн был так благороден, прост и искренен, несмотря на свой титул и огромное состояние.

Роберт перегнулся к нему.

– Вернемся ко мне в отель, есть так много о чем поговорить, – сказал де Солн.

– Вернемся, – начал Роберт и сразу вспомнил, что даже не может взять с собою де Солна к ним на виллу, не спросив позволения Тони. – Я что-то устал, дружище. У меня отчаянная головная боль.

– А у меня есть отличнейшее средство, которое вас сразу поставит на ноги, – ответил тот, – поедем.

Роберт пересел в его автомобиль.

Друзья не виделись уже пять лет. Когда Роберт бывал в Париже, де Солн то отсутствовал, то подвергался разным операциям, которых требовало его слабое здоровье.

Когда он вышел из мотора, стало видно, что он сильно хромает и что одно плечо у него несколько выше, чем другое.

Его комнаты были в нижнем этаже, так как с лестницами он всегда плохо справлялся.

– Как хорошо, мой друг, снова увидеть вас, – сказал он просто, протягивая Роберту коробку с папиросами. – Приятно смотреть на вас. – И слегка засмеялся.

– Вы все еще по-прежнему полны интереса к тому, что вы всегда называли «единственной стоящей вещью»? – спросил Роберт.

– Вы думаете – красоту, привлекательность? О да, еще более полон интереса, чем всегда. Я думаю, я оттого так люблю смотреть на прекрасные вещи и красивых людей, что сам-то я такой невзрачный, маленький чертенок.