Украшение и наслаждение - Мэдлин Хантер Страница 42

Домоправительница тотчас же взяла на себя заботу об Эмме и отвела ее наверх, в предназначенную для нее комнату. А Дариус поручил слугам позаботиться о карете и кучере и направился в библиотеку. У него и впрямь не было выбора, поэтому он и привез ее сюда. Конечно, он мог бы поместить ее в гостиницу и остаться сидеть возле ее двери, но это было бы слишком уж глупо. Похоже, что сегодня в пабе он помешал какому-то важному для нее разговору, так что она вполне могла предпринять новую попытку встретиться с контрабандистами, если у нее появится такая возможность.

Хотя, конечно, все зависело от того, зачем она встречалась с Харрингтоном… Ее слезы помешали ему узнать причину этой встречи. Одна ее слезинка — и он был побежден.

Но сейчас Эмма уже почти успокоилась, так что можно было бы ее расспросить. Но конечно же, она не скажет правду, если приехала сюда, следуя по стопам отца, то есть для того, чтобы лично установить связь с контрабандистами. И если так, то он, Дариус, прибыл сюда очень вовремя — уж он-то сумеет нарушить ее планы.

Налив себе бренди, граф вышел со стаканом на террасу. Он полагал, что Эмма останется в своей комнате наверху, не осмелится присоединиться к нему вечером.

— К сожалению, не осмелится… — пробормотал он себе под нос, чувствуя, что его все сильнее влечет к Эмме Фэрборн.

Граф допил бренди и теперь смотрел на тени, сгущающиеся в саду; он знал, что эта ночь будет долгой и бессонной…

Тут он вдруг заметил мерцание огонька где-то совсем близко. Повернувшись, осмотрелся. Затем поднял голову. Этажом выше у окна стояла мисс Фэрборн, смотревшая куда-то в темноту.

— Комната вам подходит? — спросил Дариус.

Ему не пришлось повышать голос — ночь была такой тихой, что можно было отчетливо расслышать даже отдаленный шум прибоя.

Она молчала, и он добавил:

— Если вам что-нибудь понадобится, достаточно сказать домоправительнице.

— Комната очень комфортабельная. Даже роскошная. Благодарю вас. — Она чуть повернула голову, будто внимание ее было обращено к чему-то другому, гораздо более важному, чем он. — Мне кажется, я слышу… ржание лошадей.

— К западу отсюда ферма по их разведению. По дороге сюда мы проезжали мимо нее, но вы не заметили.

— Значит, они принадлежат вам? Должно быть, их много, если даже здесь слышен шум, который они производят.

Дариус прислушался, потом сказал:

— Это два жеребца. Они схватились, поэтому производят больше шума, чем обычно. Если пожелаете, можно завтра посмотреть на них. Зрелище стоит того — впечатляет. Лошади чистокровные. Для них зарезервировано целое поле.

— Раз по пути сюда мы проезжали мимо, то, наверное, и на обратном пути проедем. И если это не причинит вам неудобства, то я бы с радостью полюбовалась ими.

«Ты осел, — сказал себе Дариус. — Она просто вышла подышать перед сном. Пожелай ей спокойной ночи и отправляйся спать».

— Ночь прекрасна, — проговорил он, — и если желаете погулять по саду, то не стесняйтесь. Или можете почитать в библиотеке. Вам незачем оставаться наверху.

— Вы очень любезны, сэр. Но мне надо о многом подумать… и скоротать время, пока сон не придет.

— Позвольте составить вам компанию. Могу показать вам некоторые комнаты. А портреты моих предков в галерее навеют на вас сон, и вы начнете клевать носом.

Она ничего не ответила, и он истолковал ее молчание как согласие.

— Я встречу вас на верхней площадке главной лестницы, мисс Фэрборн.

С этими словами лорд Саутуэйт скрылся в доме.

Едва он исчез из поля зрения, как Эмма поняла, что повела себя глупо. Она рассчитывала, что он не заметит ее у окна, а сама она будет наблюдать за ним сверху. Но все получилось совсем не так, как она рассчитывала…

И теперь Эмма ужасно нервничала, потому что вдруг почувствовала, что ее влечет к этому мужчине. Более того, она теперь понимала, что на самом деле подошла к окну именно поэтому — в надежде на то, что он заметит ее. Да, ее тянуло к нему, и это создавало почти невыносимо восхитительное ощущение опасности… и ужасно возбуждало.

Эмма представила, как граф поднимается по лестнице — и сердце ее подпрыгнуло в груди. Конечно, она могла бы остаться в комнате, могла бы спрятаться от него. И конечно, он мог бы счесть это глупостью, хотя такое поведение было бы вполне разумным. Однако соблазн поступить разумно уступил место более сильному соблазну…

Прежде чем выйти из комнаты, Эмма успокоилась. Она мысленно воздвигла между собой и графом непроходимую стену и обуздала свои чувства, чтобы они окончательно не заглушили голос разума. Затем, собравшись с духом, вышла из спальни и начала спускаться по лестнице.

Через несколько минут они встретились, и граф совершенно будничным тоном проговорил:

— Сюда, пожалуйста, в галерею. Она огибает весь бальный зал, так что давайте сначала осмотрим ее.

А в бальный зал он захватил канделябры со свечами. Огромные зеркала на стенах отражали их пламя, и потому казалось, что весь зал сверкает и искрится. И этих зеркальных отражений было вполне достаточно, чтобы разглядеть диваны и стулья, обитые шелком, а также массивную лепнину на высоком потолке.

Эмма подняла глаза к люстрам — казалось, они покачивались над головой; причем в центральной люстре было несколько дюжин свечей и сотни хрустальных подвесок.

— А многие ли посещают здешние балы? — спросила она.

— Точно не знаю, но думаю, что сотни людей. Последний бал устраивала моя мать, но это было много лет назад.

— Она умерла? Вы остались один?

— У меня есть сестра, но сестра не жалует балы. Поэтому нет причин их устраивать.

Эмме показалось, что граф говорил о сестре с какой-то странной грустью.

— Возможно, ваша сестра просто не любит сутолоки, — сказала она.

— Вы так полагаете? А сами вы никогда не бывали на балу?

— Мне случалось приятно проводить время на ассамблеях и вечерах, но в бальных залах бывать не доводилось.

— Придется пригласить вас как-нибудь.

Тут граф отвернулся, и Эмма тайком сделала несколько танцевальных па. Зеркала многократно отразили ее. Она представила этот зал заполненным дамами в пестрых роскошных туалетах и в задумчивости пробормотала: